Фелисия Йап - Вчера

Я рывком открываю дверцу и вглядываюсь в дневники. Факт: в молодости я записывала очень много, особенно после того, как мне исполнилось восемнадцать. Гораздо больше, чем сейчас. И очень подробно. Юность вообще многословна, теперь я обращаюсь со словами куда экономнее. А может, я слишком боялась упустить что-нибудь важное и потому отчаянно стремилась записать все. Пока мудрость, пришедшая с возрастом (и с унылым пониманием), не открыла мне истину: нет никакой нужды писать все подряд, ибо ежедневные события слишком мало друг от друга отличаются.

Факт: мы с Марком познакомились 26 мая 1995 года. Я достаю тетрадь с надписью «Май – август 1995» и долистываю до этой даты.

17:35. Пришла в «Универ-блюз» и получила от Дженкинса нагоняй за опоздание. Эмили бросила на меня сочувствующий взгляд. [Вним.: больше не опаздывать, иначе потеряю работу.] Протянула первые полтора часа без особых накладок, разве что принесла заказчику обычную колу вместо диетической. [Вним.: собирать пустые тарелки по пути из зала, как советует Эмили: «пришла с подносом и ушла с подносом».]

Начала уже думать, что наконец-то привыкаю к работе официантки, когда в 20:17 появился мужчина под руку с рыжей. Эмили отвела их за столик. Я подошла через несколько минут – принять заказ. Он поднял взгляд от меню и улыбнулся. Не знаю, что на меня нашло, но только ручка и блокнот вдруг вывалились из рук. Из-за его улыбки? Или из-за красивой стрижки с челкой набок? Ответ придумать не успела, потому что ручка отскочила от стола и приземлилась девушке на колени, разбрызгав чернила по всей юбке. Задохнувшись, я забормотала извинения, схватила салфетку, чтобы промокнуть пятна. Чернила уже расползлись по материи, девушка вскрикнула. Дальше – хуже. Подскочил Дженкинс, принялся орать во все горло, а рыжая подхватила сумку и с ругательствами выбежала из ресторана.

Мужчина, однако, остался сидеть. Повернулась к нему и сказала первое, что пришло в голову: я сама заплачу за его ужин, если он останется (что, по прикидкам, перекроет мой дневной заработок в 12,75 фунта). Мужчина улыбнулся и сказал, что хочет маленький бокал бордо. Дженкинс успокоился и с багровой физиономией вернулся за стойку, а я убежала выполнять заказ. Принесла полный графин на 0,75 литра и корзинку с хлебом – щеки у меня по цвету сливались с вином, – извинилась еще раз и исчезла.

Он просидел за столиком минут двадцать. Я сновала туда-сюда и постоянно чувствовала на себе его взгляд, с интересом меня изучающий. Ушел, когда я была на кухне. Подошла к столу убрать посуду. Нашла под бокалом 20 фунтов, хотя вино стоило всего 3,80. И записку на салфетке: «Ну и вечер! Я хотел бы отплатить удовольствием за удовольствие. Эмили говорит, в понедельник у вас выходной. Я буду ждать в ресторане отеля „Дю Вен“ в понедельник (29 мая) в 19:30. Марк Генри Эванс».

Остаток смены прошел как в тумане. Тихо ушла домой в 23:45. Дженкинс посмотрел многозначительно (и отдал только 11,20 фунта от чаевых Марка, забрав штраф в 5 фунтов за «ужасающую неуклюжесть»). Не решила еще, что делать с этим приглашением. [Вним.: может, стоит в понедельник утром купить новое платье.]

Неожиданная мысль меня ошеломила. Что, если Марк тогда просто веселился, глядя на стремительную неумеху? А за двадцать лет семейной жизни веселье сменилось утомительным пренебрежением. Я ведь не написала, что у него в тот вечер был влюбленный взгляд. Его глаза всего лишь изучали меня «с интересом».

Наверное, стоит проверить запись за понедельник. Удостовериться, что все эти годы я просто себя обманывала. Вычитывая из фактов больше, чем нужно, – особенно из тех, что соединили нас в самом начале.

Глубоко вздохнув, я перелистываю несколько страниц.

05:41. Проснулась вся в поту. Ужасный сон про Дженкинса с его воплями, что я никуда не гожусь и всегда такой буду. Как хорошо, что сегодня не надо идти в «Универ-блюз». Этот Дженкинс достал меня до печенок, уже по ночам снится.

[…]

19:35. Явилась в «Дю Вен», последовав совету Эмили насчет того, что уважающая себя девушка должна приходить на свидание на пять минут позже, и очень смущаясь из-за нового платья и каблуков. (Мама была вне себя от счастья, когда я проговорилась по телефону о свидании, и сказала, что обязательно нужны подходящие туфли.) Метрдотель показал столик, за которым сидел Марк с дюжиной роз (половина – розовые, остальные – белые). Щегольская серая рубашка с крахмальным воротничком, две верхние пуговицы расстегнуты. Запах дорогого одеколона. Поблагодарил меня за то, что пришла, вручил цветы и только потом перевел взгляд на ложбинку между моих грудей. [Вним.: со следующей получки купить еще одно короткое облегающее коктейльное платье.]