Джордж Мартин - Лишь за одно вчера

Джордж Мартин

"...Лишь за одно вчера"

Кит был нашей культурой, или, вернее, теми крохами, что от нее остались. Он был нашим поэтом, нашим бардом, его голос и его гитара были нашими мостиками в прошлое. Правда, иногда Кит возвращался в прошлое, но никто особо не обращал на это внимания, пока не появился Уинтерс.

Кит был нашей памятью. А еще он был моим другом.

Каждый вечер после ужина, он нам играл. За общим домом была небольшая полянка, а на полянке - камень, на котором он любил сидеть. Когда наступали сумерки, он приходил туда с гитарой и садился лицом к западу. Обязательно к западу - на востоке когда-то были города. Правда, они были очень далеко, но Кит все равно не любил туда смотреть. По правде говоря, никто не любил туда смотреть.

Приходили на эти концерты не все, но слушателей всегда было порядком, не меньше трех четвертей нашей общины. Мы располагались кружком, сидя и лежа по одному, по два прямо на траве. Кит, наша живая стереосистема в джинсах и кожанке, поглаживал бородку - видно было, что его все это слегка забавляло, - и потом начинал играть.

Играл он великолепно. В старые времена, до Взрыва, он уже сделал себе имя. Четыре года тому назад он приехал в общину - отдохнуть, проведать старых друзей, оторваться на лето от крысиных гонок, которые почему-то называются музыкальной жизнью. Но он, конечно, собирался вернуться в этот свой мир.

А потом был Взрыв. И Киту пришлось остаться у нас. Возвращаться было просто некуда. Города на востоке превратились в могильники и населяли их только мертвые и умирающие, оплавленные башни стояли, как надгробия, и светились по ночам. А вокруг - крысы, четвероногие и двуногие.

В песнях Кита эти города оживали. Все его напевы были про старые времена, все были полны сладкой горечи утраченных мечтаний и одиночества, и пел он их с тоской и любовью. Иногда Кит пел, что его просили, но чаще держался своего репертуара: там были в основном народные песни, народный рок, гораздо меньше чистого рока и несколько мелодий из разных постановок. Больше всего он любил Лайтфута, Кристоферсона и Вуди Гатри. Изредка играл что-нибудь свое, написанное до Взрыва. Но очень редко.

Правда, были две вещи, которые он исполнял каждый вечер. Начинал он с песни "Этот ветер зовут Мария", а заканчивал "Я и Бобби Мак-Ги". Кое-кому этот ритуал поднадоел, но никто никогда не высказывал недовольства и не возражал. Похоже, Кит считал, что эти песни как нельзя лучше соответствуют нашему положению, и никому не хотелось с ним спорить.

До тех пор, пока не появился Уинтерс. А случилось это как-то вечером, поздней осенью четвертого года после Взрыва.

Его звали Роберт, но никто не называл его по имени, только по фамилии, хотя все остальные обходились без фамилий. В тот вечер, когда он приехал на джипе с двумя другими парнями, он представился как лейтенант Роберт Уинтерс. Только вот армии его больше не было, и ему самому нужны были помощь и убежище.

Первая наша встреча была довольно напряженной. Помню, я порядком испугался, когда услышал шум мотора. Я стоял и ждал, вытирая ладони о джинсы. Раньше у нас уже появлялись разные гости и ничего хорошего от новой встречи ожидать не приходилось.

Я стоял один. В те дни я был вроде лидера, если это можно назвать лидерством. Мы все решали голосованием, и никто никому не давал приказаний. Так что я не был босом, а просто, скажем так, представителем встречающей стороны. Остальные разбежались, и правильно сделали. Любимым занятием наших последних гостей было бить мужчин и насиловать женщин На них была черная с золотом форма, а называли они себя Сыновьями Взрыва. В общем, обычная крысиная стая, только со звучным названием. Мы их тоже называли "сынами", только сукиными, а Взрыв тут ни при чем.

Уинтерс оказался не таким. Форма на нем была обыкновенная, армейская. Правда, это ничего не доказывало, некоторые армейские части хуже крысиных стай. В первый год после Взрыва именно наша родная армия прошлась по этим местам, выжигая города и убивая всех, кто попадался под руку.

Не думаю, что Уинтерс принимал в этом участие, хотя я так и не собрался с духом и не спросил его напрямую. Очень уж он был приличный малый. Крупный блондин, прямодушный, примерно нашего возраста. А двое его "солдат" были просто перепуганные пацаны, моложе многих из нас. Им крепко досталось в жизни, и теперь они хотели остаться с нами. Уинтерс твердил, что хочет нам помочь все восстановить.