Майкл Смит - Те, кто приходят из темноты [litres]

– Вот как?

– Попробуй мне возразить. Но Эми… Я хочу сказать… Когда она была подростком, то производила впечатление слегка чокнутой.

Я нахмурился:

– Неужели?

– Ты не знал? Она постоянно что-то мастерила из всякой ерунды. И читала такие книжки, от названия которых ты бы с легкостью впал в кому.

– Совсем не похоже на женщину, которую я знаю.

– Вот именно. В течение многих лет она была помешана на науке, намеревалась посвятить себя чему-то невероятно скучному, а потом вдруг заявила: «Я хочу быть промоутером», словно «Я хочу быть кинозвездой». Я тогда даже слова такого не знала – «промоутер». Ей только исполнилось восемнадцать, и она заявила об этом в кафе. Я запомнила, потому что наши родители поддерживали Эми в ее занятиях наукой, ужасно ею гордились – я никогда их так не радовала, – а потом – бум-с! – и все осталось в прошлом. Я помню, что смотрела на папу, когда Эми говорила о своем решении, и его плечи поникли. – Она улыбнулась, не отводя глаз от ребенка во дворе. – Мне было четырнадцать. И я в первый раз поняла, что быть родителями не такое простое дело.

– А Эми как-то объяснила свой выбор?

– Она не должна была ничего объяснять. Эми – наш золотой ребенок.

– Натали…

Она улыбнулась:

– Шучу. Нет, она ничего не стала объяснять. Однако я однажды спросила у нее об этом. И она сказала, что встретила одного парня.

Мое сердце дрогнуло.

– Кого-то в школе?

– Нет. Он был старше. Возможно, у него уже был бизнес, хотя это только догадки. Я решила, что Эми им увлеклась, но у них не получилось… однако она так и осталась в рекламе. Ты же знаешь, какая она упрямая. И не имеет значения, сколько придется ждать или сколько усилий нужно потратить. Она всегда смотрит далеко вперед.

Я повернулся, чтобы выглянуть в окно, хотя меня не интересовало то, что происходило снаружи. Просто я не хотел, чтобы Натали видела мое лицо, когда я задал следующий вопрос.

– А Эми не упоминала имени того парня?

– Вообще-то, упоминала. Странное дело, я его помню до сих пор. Случайное совпадение. У нас очень долго жил пес, который умер за несколько месяцев до разговора в кафе. Пес был рядом почти всю мою жизнь, и мне его ужасно не хватало. Вот почему я запомнила имя.

– Того парня звали, как твоего пса?

– Нет, дорогой. Пса звали Поршень. Звать человека Поршень было бы слишком даже по меркам Лос-Анджелеса. Тут все дело в породе. Немецкая овчарка [30].

Я был готов услышать фамилию Крейн, и мне пришлось уточнить, правильно ли я понял.

– Того парня звали Шеперд?

– Точно. – На ее лице появилось задумчивое выражение. – Забавно. Прошло почти двадцать лет, а я все еще скучаю по проклятому псу.

Десять минут спустя домой вернулся ее муж с дочерью, которая несла в руках кларнет. Мои отношения с Доном всегда сводились к рассказам о полицейской работе. С тех пор мы не успели смоделировать новую схему. Его дочь приветствовала меня с мрачной вежливостью, словно встреча со мной была для нее неприятной тренировкой в общении со старшими. Я не знал, как лучше упомянуть о ее дне рождения, а потому просто промолчал.

Вскоре Натали проводила меня к двери.

– Рада была тебя повидать, Джек, – неожиданно сказала она.

– Взаимно.

– Надеюсь, у вас все в порядке?

– Насколько мне известно.

– Ну тогда ладно. И как вы намерены провести сегодняшний вечер? Эми была классно одета.

– Это секрет.

– Я поняла тебя. Нужно сохранять волшебство. Ты пример для нас всех. Ну, надеюсь, вы скоро у нас появитесь… или мы приедем к вам, хотя ты об этом и думать боишься. И еще одна вещь, которая меня удивила. – Натали рассмеялась. – Я думала, что вы перебрались в Вашингтон. А не во Флориду.

– О чем ты говоришь?

Она вытянула руку, показывая мне широко расставленные пальцы.

– Эми с ярко-розовым лаком для ногтей! – сказала она. – Как ты объяснишь это?

Я шел, не очень понимая куда, и так миновал несколько кварталов. Предвечерний воздух был свеж. Люди парковали свои автомобили, куда-то уезжали, возвращались домой или отправлялись в гости. Другие стояли возле окон на кухнях, выглядывали из спален, поливали цветы в саду. Мне хотелось пройтись по этим дорожкам, постоять в кухнях, посидеть в большом удобном кресле в одной из гостиных и сказать: «Ну как дела? Расскажите, как вы живете. Расскажите мне все». Жизнь других людей всегда кажется интереснее, последовательнее, даже реальнее, чем твоя собственная.

Телевидение, книги, светские новости, даже обычное наблюдение за несущимся мимо миром: и повсюду желание существовать, выраженное с такой прямотой и простотой, которых мы не ощущаем сами, кажущееся нам истинной реальностью, чего нельзя сказать о наших собственных перепутанных и раздробленных днях. Мы все хотели бы стать на короткое время кем-нибудь другим. Иногда мы даже почти верим, что это уже произошло, но какое-то препятствие мешает нам жить предназначенной нам жизнью.