Зои Стейдж - Молочные зубы

Родители издавали странные звуки, которые Ханна стала узнавать. Гортанные повизгивания и хриплые ахи. Они поспешно сбросили остатки одежды и остались совершенно голые. Ханна увидела упругий папин зад и мамины груди – острые и будто изготовившиеся к стрельбе. Он подхватил ее на руки, она обвила его ногами, одно быстрое движение, и она уже лежала на диване, а папа – на ней. Потом он засунул в нее свою штуковину, мама застонала, его зад стал ходить вверх-вниз, и на нем от усилий четко обозначились мышцы. Они опять заговорили на этом своем языке взрослых, и теперь до Ханны дошло, что ему сопутствовало.

На миг девочка понадеялась, что папа таким образом убьет маму, потому как выглядело все это просто ужасно, но по мере того, как он колотился об нее, превратившись в поршень, она оживала все больше и больше. Он будто надувал велосипедную шину, возвращая ее в рабочее состояние. На короткое мгновение она испытала к папе ненависть. Он мог бы бросить ее безжизненно лежать на диване, и мама наконец превратилась бы в ржавчину, как их старый трехколесный велосипед, умерший оттого, что его никто не использовал.

Откинув назад голову, мама сжимала его сильные руки, а папа скакал на ней, возвращая к жизни. Он накачивал ее всем, что имел сам, и они сообща издавали звуки, составлявшие собой часть неведомого явления, которое девочка до этого едва понимала, – секса. Странная физика этого процесса порой лишала их слов.

Ханна спряталась в спасительной тени стены, встала на ноги, поднялась к себе и легла в кровать.

У нее будет шанс. Прискорбно, что папа не дал маме зачахнуть и умереть, когда у него была такая возможность. Но, может, ей удастся свести на нет все его усилия по возвращению ее к жизни. В этом могла помочь Мари-Анн, а вскоре вместе с ней явится и дьявол – она читала, что он всегда приходит к своим маленьким ведьмам, – и тогда они станут еще могущественнее. Обретя силу, она сможет воспользоваться преимуществами маминой слабости. Может, мама умрет, уделяя слишком много внимания уборке? К тому же она принимала множество лекарств. Если бы с ними случилось что-нибудь плохое, маме тоже не поздоровилось бы?

А может… Мама всегда носилась со своим внешним видом и сияла каждый раз, когда папа называл ее красивой.

Вот бы она стала уродливее!

Тогда папа наверняка меньше ее любил бы, ей не хотелось бы выходить из дома, а Ханне не пришлось бы идти в эту дурацкую школу.

Совсем недавно они занимались сексом с мужем, на небе светило солнышко. Ах, какой прекрасный выдался день, к тому же вскоре они отправятся в «Тисдейл». Отношения с Алексом стали вновь налаживаться, хотя каждый разговор о Ханне оставался постоянным источником недовольства. В первые годы совместной жизни они могли проводить целые дни, сидя бок о бок с альбомами для рисования в руках, молча вбирая в себя красоту растений и разнообразных посетителей в оранжерее Фиппс.

Взявшись за руки, они часами ходили по какому-нибудь музею, гуляли по Фрик-парку или кладбищу. Ночью Сюзетта с Алексом лежали вместе и обсуждали людей в Фиппс, привлекательность тех или иных мест для селфи и групповых фото: перед золотисто-зеленым морским чудовищем, сделанным из какого-то пустынного растения; под замысловатыми и сексуальными стеклянными скульптурами Чихули [22] Дэйл Чихули (род. в 1941 году) – американский художник-стекловар, знаменитый своими сложными с технической точки зрения инсталляциями в стиле энвайронмент. . Они могли сравнивать увиденное в музее, поражаясь, что мозг каждого из них совсем иначе трактовал произведения искусства. Кладбище вдохновляло их на разговор о том, во что они верили в этом мире, о том, что их разложившиеся тела, как они надеялись, в один прекрасный день станут частью леса. Они могли не спать всю ночь, говоря друг другу «А помнишь…» или «А ты видела…». Порой их смаривал сон, но потом они просыпались, чтобы насладиться друг другом. Сюзетта с Алексом существовали и дышали в затянувшемся молчании, сменявшемся вспышками изумленного щебетания нос к носу о том, что они вместе, что им выпало жить в согласии и любви.

Она в последний раз потянулась, села и боковым зрением увидела, что на подушке что-то темнеет. Мозг ринулся искать ответы, ничего не понимая, даже когда она прикоснулась к незнакомому предмету, показавшемуся ей человеческими волосами.

Ее волосы?

В этом не было никакого смысла. Несколько лет назад, когда ее пичкали «6-Меркаптопурином» – препаратом, от которого она отказалась как раз потому, что каждый раз в ужасе смотрела, как в раковине кружат пряди, стоило ей тряхнуть головой, – они у нее действительно выпадали. Но сейчас их на подушке лежало слишком много… и слишком ровно… отрезанных.