Зои Стейдж - Молочные зубы

– Но сейчас каждый должен уметь это делать.

Когда мама услышала такой ответ, у нее отвисла челюсть. Папа немного смутился.

– Компьютеры и все такое прочее. Это век, в котором мы живем.

– Чтобы напугать директрису школы «Саннибридж», она стала лаять как собака.

Папа отложил вилку и устремил на Ханну долгий взгляд, но та не захотела посмотреть ему в глаза. И сосредоточилась на рисе – по зернышку зараз. На вилку. Потом в рот. Наконец папа повернулся к маме.

– Именно поэтому мы с тобой говорили… кое о чем другом…

Он попытался подать маме без слов какой-то знак, и Ханну это разозлило. Родительница тоже не выглядела чересчур счастливой.

– Ты же знаешь, я жду отмашки от нашей страховой компании…

– Не стоит. Мы вполне можем себе это позволить.

– Миссис Уэйд, директриса, помогла мне связаться со школой «Тисдейл», и на завтра нам назначили встречу. Это учебное заведение специализируется на таких детях, как Ханна.

Девочка испуганно посмотрела на нее. На каких детях? Которые учатся на ведьм?

– Что это значит? – спросил папа, и в его голосе прогрохотала угроза.

Мама долго ему не отвечала. Они с папой скрестили взгляды, острые, как лазерные лучи, пытаясь одними лишь мыслями высосать друг у друга мозги.

– Детский врач сказал, – она наконец моргнула и отвела глаза, – что между не мочь говорить и не хотеть есть некоторая разница. Ханна сегодня еще кое-что сказала.

Девочка прижала к языку зубчики вилки. Потом попыталась представить себе, как выглядели тонкие параллельные полоски торчавшей между ними плоти. Теперь она наблюдала за родителями с усиленным интересом, особенно за папой. Он выглядел так, словно получил удар молнии.

– Она в самом деле говорила? Или только… Что она сказала?

Он повернулся к ней, и Ханна разглядела в его глазах надежду на то, что она скажет что-нибудь и ему. Но для Мари-Анн он не представлял интереса. Папа не понимал, что все только к лучшему.

Мама вздохнула.

– Ханна назвала себя Мари-Анн Дюфоссе, помнишь, я тебя спрашивала? Ведьма, жившая в семнадцатом веке. Вернее, последняя жертва, которую во Франции сожгли на костре как ведьму.

Теперь папа принял такой вид, словно оказался на пинбольной доске. Маленькие серебристые шарики отскакивали от его лица, заставляя переводить глаза с дочери на жену и обратно.

– Она сказала?.. Ты сказала?..

– Я не знаю, что это значит, Алекс. Я не несу чушь и понятия не имею, что… Hon skrammer mig, ibland .

То, что мама попыталась спрятать смысл за шведскими словами, не имело никакого значения. В былые времена папа постоянно говорил дома на шведском. «Порой она меня пугает». Вот что сказала мать. Ханну охватило приятное чувство облегчения. Маленькие рисовые каноэ плыли вниз по реке в ее победоносный животик. Она по-прежнему выигрывала.

– Lilla gumman , ты так сказала маме? Я бы тоже хотел это услышать.

Она пискляво мурлыкала себе под нос мелодию из ее любимого сериала «Звездный путь». Судя по голосу, папа не очень верил маме, хотя это не имело никакого значения. Она ни за что не станет подтверждать мамину правоту, и тогда посмотрим, на чьей он стороне.

– Давай поговорим позже, – сказал папа маме, когда Ханна изобразила рукой странствующий среди звезд «Энтерпрайз».

Мама кивнула. С ее лица не сходило выражение напряженной нервозности.

На папе были старые спортивные брюки и футболка, которые он называл пижамой, хотя Ханна знала, что он спит полностью раздетый.

Он взял книгу, открыл заложенную страницу, на которой они остановились, и сел рядом с дочерью на кровати. Девочка была настолько взвинчена, что схватила одеяло, накрылась и стала болтать ногами, будто плыла по-собачьи.

– Так, хорошо… «Мои глаза привыкли к темноте. На приклеенных к потолку стикерах мерцали созвездия. Я сосредоточилась на доносившихся до моего слуха звуках: внизу работал телевизор, в ванной чистила зубы старшая сестра. А потом услышала « дзинь-дзинь, дзинь-дзинь! ». Впечатление было такое, будто Ночной Бормотунчик катился на скрипучем, несмазанном велосипеде и ручонкой, напоминавшей леденец на палочке, звонил в крохотный звонок. Я улыбнулась. Но потом послышался автомобильный гудок, и раздался грохот. Погодите, так не пойдет! Я взяла фонарик и свесилась с кровати, надеясь, что с моим Ночным Бормотунчиком все в порядке. Но оказалось, что он не один, с ним были и другие! Когда я впервые повстречала Ручку-Леденец, они, должно быть, спали. Теперь моему взору предстало сразу несколько: один, два, три, четыре, пять. И все совершенно разные! Я тут же успокоилась, будто Ночному Бормотунчику жить без компании под кроватью в лесу моих забытых безделушек было бы одиноко».