Зои Стейдж - Молочные зубы

Вниз по ступенькам. Через гостиную. Сюзетта открыла дверь, ведущую в их огороженный сад, и практически вышвырнула девочку наружу.

– Иди играй!

Потом захлопнула створку и закрыла замок. Ханна злобно глянула на нее через стекло, дернула дверь и убедилась, что ее не открыть. Но ничуть не расстроилась, уперла руки в бока и вышла во двор, словно королева Мне-Все-Нипочем.

Сюзетта сделала несколько судорожных вдохов с видом быка, раздумывающего, не броситься ли в атаку. Потом щелкнула замком и высунула наружу голову.

– Я не спущу с тебя глаз! А с минуты на минуту домой вернется папа!

Ханна повернулась, окинула ее взглядом, пожала плечами и направилась к тайнику с игрушками, которые хранились в ящике рядом с домом. Сюзетта вновь закрыла дверь и заперла ее на замок.

Она могла убить Ханну.

Нет, не могла.

Могла.

Никогда.

Могла бы.

Желание порвать человека на куски она испытала только раз, один-единственный раз в жизни. Оно длилось лишь короткий миг. Однажды, в шестом классе, костлявый Айра Блюменфельд решил, что будет забавно до прихода учительницы рисования отхватить ножницами дюйм ее волос. Он что, думал ее рассмешить? Или, может, повеселить других ребят? С Айрой у нее были приятельские отношения, тогда она еще не болела и у нее были друзья. Но в душе вспыхнул гнев. Может, из-за того, что мать однажды кустарно искромсала ей волосы, поленившись сводить к парикмахеру? Как бы то ни было, Сюзетта схватила костлявого Айру руками за шею и швырнула его чуть ли не через всю комнату.

От потрясенного взгляда на его лице ее гнев улетучился, и потом она долгие годы не могла ничего понять, терзаясь от чувства вины за тот прилив агрессии. И вот теперь испытала его вновь.

По ту сторону стекла Ханне будет безопаснее.

Надев верные резиновые перчатки, она взяла чистую тряпку, средство для мытья окон и протерла стеклянную стену. Ханна немного покрутила во дворе обруч, обмениваясь с ней настороженными взглядами. Теперь хулахуп одиноко валялся на земле, а девочка стояла по ту сторону стекла, медленно сдвигаясь вслед за Сюзеттой, которая брызгала жидкость, терла, делала шаг вправо, потом опять брызгала и терла. Она не без радости могла брызнуть жидкость Ханне в лицо, не причинив в действительности никакого вреда. Но ее не отпускало чувство разочарования, ведь сколько бы она ни старалась, сколько бы ни терла, дочь все равно не исчезнет вместе с пылью и жирными пятнами.

Сюзетта еще не услышала звука открывшейся у нее за спиной двери, но все поняла по лицу Ханны: Алекс вернулся домой. Девочка широко улыбнулась, глаза ее загорелись, она ринулась к двери и с силой ее дернула, но открыть не смогла. Сюзетта стащила перчатки и встретила мужа посреди комнаты. Когда они поцеловались, Ханна забарабанила по двери.

– Не стучи по стеклу, lilla gumman , – крикнул он ей.

Дочь яростно дернула дверь, и он все понял.

– Ты что, ее закрыла?

– Да. С Ханной все в порядке. Давай просто поговорим, а она поиграет на улице…

– Но она хочет войти.

Он прошмыгнул мимо Сюзетты и открыл дверь.

– …Алекс, пожалуйста, мы не сможем поговорить, если она…

Ханна бросилась папе на шею, и Сюзетта проглотила последние слова своей взволнованной просьбы. Для нее было полным разгромом видеть, как он стоит на коленях, а она, сама нежность, обнимает его и целует в щеку. Что он такого сделал, что она относится к нему так хорошо? Чем заслужил любовь дочери? Алекс буквально трясся над ней, Ханна хихикала.

– Как поживает моя маленькая непоседа?

Услышав этот вопрос, Ханна бросила на Сюзетту кроткий, испуганный взор и повернулась обратно к отцу. Потом поморщилась, будто ей было больно, и закатала на левой руке рукав свитера.

Сюзетта не видела толком, что она ему показала, но на лице Алекса отразился ужас, и он повернулся к ней.

– Что это?

Она почувствовала, как в том сокровенном уголке души, который мог размягчиться, дать сбой и порушить все ее равновесие, стал зреть страх.

– Твоя работа? – спросил он.

– Что?

Она подошла ближе, и Ханна, надув губы, протянула руку.

Ее деликатную кожу уродовали четыре пронзительные красные полосы, уже начавшие синеть.

Сюзетта ахнула, обеспокоенная повреждениями дочери. И поняла, что они оба смотрели на нее, выносили приговор, вели на виселицу и кивали палачу выбить из-под нее табурет. Она качалась перед ними, дергая ногами, не в состоянии взмолиться сохранить ей жизнь.

– Я не…

По их лицам она прочла: они ей не верили.