Анатолий Борзов - Anenerbe [СИ]

Вот и телефон, а звонить некому — кому нужны мертвецы? Чужие покойники, которых и покойниками назвать нельзя — они либо сгнили, либо превратились в прах.

Кроме телефона — справочник, немного устаревший, но существует служба, готовая предоставить информацию. Не долго думая, Пастушный поднял трубку и набрал первый попавшийся номер предприятия. Оказалось, что предприятия уже давно нет, оно то ли разорилось, то ли обанкротилось, и вообще тут никого нет, а она — женщина, которая взяла трубку, спешит в больницу и ей ужасно некогда.

Володя не расстроился — пожелал женщине успехов и скорейшего выздоровления. Набрал другой номер и попал на секретаря — вполне здоровую (судя по голосу) даму. Представился, назвав себя не иначе, как генеральным директором и тоже предприятия, после чего вышел на прямой контакт. Говорить Пастушный, как он думал, умел, оказалось — не умеет. Говорить на митинге и по телефону — совершенно разные вещи, поэтому его тут же отфутболили и попросили связаться еще с кем-то. Все последующие звонки в иные предприятия и организации имели одни и те же последствия — с Володей не желали говорить. Поэтому он рассердился и написал статью в газету. Статью опубликовали, хотя денег не дали. Пастушный плюнул, взял газету и отправился на прием в администрацию, где и провел почти три дня. Вернулся с письмом на бланке, гербовой печатью и трехцветным калором — выглядело впечатляюще. Купил другую газету, где обычно было много рекламы, и принялся звонить по указанным телефонам.

Результаты проделанной за неделю работы вносили определенный оптимизм. Володе бесплатно выдали три комплекта пятнистой формы охранника, три пачки бумаги размером А4, старый телефонный аппарат, штандарт с советской символикой и бюст Иосифа Висарионовича, который, впрочем, он по естественным причинам забрать с собой не мог — слишком тяжелый.

Володя вновь сел за стол и вновь написал статью, уже с благодарностью к тем неравнодушным бизнесменам, кто помнит прошлое и не желает повторения геноцида. Затем в театральном буфете он познакомился с редактором одной из программ местного телевидения и заплатил за него, получив при этом приглашение обратиться к прогрессивной общественности с голубых экранов. Обратился. Его заметили, предложили придти на прием. Пришел. Поговорили — дали денег.

Это уже была победа! Небольшая, как говорили прежде, местного значения, но победа. Продолжив поиски, оказалось, что все общественные организации существуют непонятно на какие деньги — одни лучше, другие хуже. Дали совет, после чего Пастушный вновь написал письмо уже на иностранном языке, где изложил задачи организации, которую он возглавляет, устав и прочие необходимые атрибуты. А так как иностранного языка Володя не знал, отправился в институт, который готовил специалистов данного профиля. Здесь ему предложили горячего чая, пирожки с капустой и участие в научной конференции «Молодежь — наше будущее». После конференции, кстати сказать, с участием зарубежных гостей, которым Володя и передал свое письмо с просьбой переправить его в соответствующие учреждения, к нему пришли и… обили вагонкой кабинет. Бесплатно. И врезали новый замок. Вскоре пришло письмо с предложением принять участие в перезахоронение останков воинов, но не наших, а других. Володя выехал за границу и был поражен. За границей ему бывать не приходилось и на кладбище — тем более. Сложные чувства, разобраться в которых он долгое время не мог, хотя и пытался.

Память и уважение потомков — вот, пожалуй, главные чувства, что он испытал, стоя на чужой земле, где каждое имя было высечено на огромной гранитной стене. И усталый солдат с винтовкой, что присел на пень, походил больше на лесоруба, чем на воинственного завоевателя. И воевать — убивать людей — каменный солдат больше не хотел. Кладбище — огромный и ухоженный парк, где каждый вечер зажигаются тысячи крохотных огоньков, — поразило, и защемило под сердцем. Все они обрели покой, даже за сотни и тысячи километров от своей Родины — о них помнили. Помнили молча, каждый день, заботливо зажигая свечи и произнося поминальную молитву в небольшой церквушке, расположенной тут же.

Именно там — под мелким дождем, среди чужих людей Володя вдруг понял, в чем его предназначение. Понял и удивился — работы предстояло непочатый край. Еще он понял, как ему будет трудно.

Работа — это всегда некая монотонность, повторяющаяся череда событий, поглощающая и позволяющая забыться — раствориться в чужых заботах и проблемах, где нет места для твоих хлопот и забот. Возможно, в этом и скрывается некое милосердие, когда чужие люди заставляют тебя заниматься чужими делами. Работа бывает разной — сколько существует людей, столько же и разновидностей работы. И работать на одной и той же работе можно по-разному — вот вам еще один повод задуматься. Каждый из нас — универсальный работник, которому подвластна любая профессия. Желаете возразить? И мы возразим — любая! А как же талант, заложенные родителями способности? Плевать! И без способностей можно овладеть любым ремеслом. Однако при всем многообразии только одна дарует счастье.