Дуглас Престон - Обсидиановая комната

– Вполне, – сказал Пендергаст.

У ворот они дождались, когда тюремный сторож им откроет.

– Об одном можно сказать с уверенностью, – продолжил Лонгстрит. – Диоген не хотел, чтобы кто-нибудь знал о том, что он изымает конский хвост. Иначе он не стал бы утруждать себя приведением смертного приговора в исполнение. – Он кинул взгляд на Пендергаста. – Есть хоть какая-то вероятность того, что Диоген знает о вашем спасении?

Пендергаст задумался на мгновение:

– Не думаю. Я полагаю, он был слишком занят… другими делами. В то же время я, в своей спешке найти его, не предпринимал никаких усилий скрыть свое присутствие. С моей стороны это было большой оплошностью. – Он заерзал на пассажирском сиденье. – Но одно предельно ясно.

– Что именно?

– Знает мой брат или нет о том, что я жив, он остается запредельно осторожным человеком. Мне приходит в голову только одна причина, которая могла заставить его предпринять такие усилия, чтобы скрыть изъятие им этих конских хвостов: вероятность того, что я все еще жив. Потому что я – единственный человек, способный понять истинный смысл его действий. И единственная причина, почему это могло его волновать, состоит в том, что он находится и планирует оставаться где-то неподалеку.

– Вы хотите сказать?..

– Да. Диоген и Констанс – здесь, во Флориде… где-то рядом.

Яркое солнце поднялось в предполуденное небо и осветило мириады мангровых островов, торчащих на бирюзовом мелководье и заканчивающихся в голубой воде залива. Диоген почувствовал тепло солнца на одной щеке, стоя у кухонной плиты, – он готовил на завтрак омлеты с опятами, ветчиной, сырами грюйер и бри и мелко нарезанным базиликом. Он поднял сковородку, наклонил – и омлет соскользнул на тарелку, которую он передал Констанс, сидевшей за столом в уголке для завтрака.

Омлет был дополнением к толстым промасленным тостам с джемом, полудюжине ломтиков бекона и жареным зеленым помидорам, уже поданным. Констанс умирала от голода, и Диогена это не удивляло, он хорошо помнил долгую бессонную ночь, которую они провели вместе. Боже, она была такой сильной и отважной, уверенной в себе и бесстрашной! Она многократно выжимала из него все. Он был обессилен, полностью обессилен.

Ее лицо неестественно светилось, когда она ела. Наконец, когда от омлета не осталось ни кусочка, она положила вилку:

– Мне хватит, огромное спасибо.

– Моя дорогая, я мало у кого видел такой аппетит.

– Я почти ничего не ела несколько дней. И конечно, мы сожгли немало калорий.

– Да-да.

Как ни странно, Диоген противился обсуждению таких вещей – сказывалось его католическое воспитание. Он был доволен, что Констанс не делала того, что делают некоторые женщины: не обсасывала подробности задним числом, не обсуждала их, словно это какое-то обыденное занятие вроде вождения машины или плавания на яхте. Но она была не из таких; так же как и Диоген, она не имела ни малейшего желания умалять совместные переживания разговорными штампами. И при этом перед его мысленным взором все время возникали обжигающие воспоминания о том, как ее тонкие пальцы прогуливались по его тайным шрамам.

Констанс резко поднялась, оттолкнув от себя тарелку. С ее лица не сходило прежнее чувственное выражение – слишком чувственное, вероятно, но он полагал, что таким образом некоторые женщины…

– Пойдем искупаемся, – сказала она.

– Конечно. Но может, сначала переварим нашу еду?

– Это все старушечьи байки. Идем.

Диоген хотел было напомнить ей про купальник, но понял, что это лишено смысла. Он поднялся, скинул с ног тапочки, и они пошли под руку на веранду, потом по платановой роще к пирсу. Констанс быстрым шагом поспешила к берегу, он пошел следом. Еще не дойдя до конца пирса, она сбросила с себя халат и, голая, нырнула в воду. Диоген прыгнул за ней.

Она поплыла от берега быстрым кролем, он плыл следом. Через несколько минут он остановился:

– Констанс, не заплывай слишком далеко!

Но она продолжала целеустремленно плыть к каналу.

– Констанс!

Как будто не слыша его, она плыла все дальше в сторону одного из наиболее глубоких каналов. Что она задумала?

– Констанс!

Теперь она была так далеко, что видно было лишь бурление пены в том месте, где она плыла. Диоген ощутил внезапный приступ паники. Не сошла ли она с ума? Эта мысль показалась ему нелепой. Но теперь он почти не видел Констанс, даже прищурившись и не продвигаясь вперед, а лишь удерживаясь на плаву. Он вообще не видел ее!