Максим Шаттам - Да будет воля Твоя

– Это мое имя. Я поместила ее имя в середину. Она заставила меня пообещать не указывать ее настоящего имени, когда она умрет, она не хотела, чтобы ее семья наложила лапу на ее останки.

– И администрация позволила вам это сделать?

– Наркоманка, найденная мертвой, без документов, – вы что, считаете, кто-то будет заморачиваться? Их все устраивало, и прежде всего потому, что не пришлось заводить дело и выяснять, кто она такая, так что в мэрии все довольны, им даже не пришлось тратиться, чтобы закопать нищенку. Парню, который заполнял бумагу, я предъявила свое старое водительское удостоверение с истершимися чернилами и сказала, что это ее, и он вполне удовлетворился! Надо сказать, на том фото я еще худая… Во всяком случае, я заплатила за ее похороны. Я не хотела, чтобы ее похоронили в общей могиле, или сожгли, или еще чего такого сотворили.

– Как это случилось?

– Вскоре после визита того типа. Она снова пристрастилась к наркотикам, а в тот вечер… она перебрала с дозой.

– Думаете, она сделала это специально?

– Эзра была не из тех, кто мог перепутать дозу. Настоящая профи. Тот чувак и правда перекорежил ее.

Гораздо хуже, подумал Джарвис. Он посеял в нее свое семя разврата, когда она была еще подростком, невинной и податливой, а потом, много позднее, вернулся, чтобы довершить свое черное дело.

– Она сделала это дома? У себя в квартире?

– Нет, в подворотне, под пожарными лестницами. Она лежала на мешках с мусором, между двумя контейнерами. Нажала поршень шприца – и занавес опустился.

Символика налицо, и когда Джарвис представил себе, до чего она, всегда такая стыдливая, дошла, что отправилась умирать среди отбросов, ему стало тошно.

– Как вы узнали? – спросил он.

– Она подсунула мне под дверь записку. Сучка знала, что у меня сверхурочные в одном из баров и я вернусь поздно ночью, и знала, что когда я ее найду, будет уже поздно.

– Что было в этой записке?

– Только место, где ее найти, и «помни о своем обещании, вечная подружка».

Лиз всхлипнула и тыльной стороной руки вытерла щеку.

– Это был ее почерк, вы его узнали?

– На все двести процентов. Нет, это не притворная смерть с переодеванием, если вы об этом подумали, – решительно ответила она, и в ее голосе прозвучали сдавленные рыдания.

Они постояли немного в сгущавшейся тьме. Джарвис оставил Лиз несколько долларов, чтобы завтра она смогла принести цветы на могилу. Где-то зазвонил колокол, извещая, что ворота кладбища закрываются.

– По крайней мере, вы позволите мне сообщить ее родителям о ее смерти?

Лиз выстрелила в него своими свинячьими глазками.

– Вы и в самом деле думаете, что она бы не обрадовалась при мысли о том, что они узнают о ее смерти? – спросил он.

И тут же подумал, что как бы ни была Эзра обижена на родителей, все родители в мире обладают неотъемлемым правом знать, что их ребенок ушел из жизни.

Лиз замерла в нерешительности, но все же кивнула утвердительно.

– Но ни слова о ее могиле, – предупредила она. – Она заставила меня пообещать, что они не заберут ее тело.

– Договорились.

Когда на улице они расстались, Джарвису показалось, что шум цивилизации стал очень далеким, словно доносящимся сквозь толстый слой ваты, а сам он пьян от охвативших его чувств.

Сворачивая за угол по направлению к своему дому, мисс Пигги обернулась и, вытянув в его сторону палец, воскликнула:

– Помните, Джарвис, вы поклялись!

Джарвис ехал ночью, вцепившись в руль, словно в истину, сосредоточившись на ленте асфальта, вылетавшей из-под колес и ограниченной светом двух фар, и убеждал себя, что глаза у него красные из-за сильной усталости. Оказавшись дома, он быстро, насколько позволяли его больные суставы, взбежал по ступенькам, не раздеваясь, бросился на кровать и мгновенно заснул. Он надеялся, что жена снова придет к нему, ему требовалось вновь почувствовать ее руку, ему хватило бы даже ее призрака, но он проснулся только от звуков смеха собственных демонов.

Он принял душ, побрился и оделся по-воскресному, на ходу съел кусок черствого хлеба, запивая его горячим кофе, и отправился в южный квартал Карсон Миллса. На этот раз он припарковал свой автомобиль у крыльца виллы Монро, под белыми колоннами и сиреневыми глициниями, свисавшими с выступавших частей портика. Хотя никто ему не назначал, старшая горничная согласилась впустить его и оставила ждать в маленькой гостиной, а сама пошла уточнить, сможет ли Кормак Монро принять его.