Себастьян Фитцек - Пациент особой клиники [litres]

«Нет, – мысленно ответил ему Беркхофф. – Однако подозреваю, что настоящий Патрик Винтер наверняка знал бы истинные причины, по которым он имел в твоем лице врага. Поэтому я лучше промолчу».

Тилль кивнул и постарался смиренно посмотреть на врача. Однако долго покорность ему изображать не пришлось, потому что Касов открыл книгу. От этого у Беркхоффа перехватило дыхание и помутнело в голове, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Между тем Касов, по-садистски косясь на Тилля, медленно перевернул обложку, словно она была выполнена из свинца, и если при этом он и удивился тому, что фолиант оказался слишком легким, то причина была им вскоре найдена. Врач провел пальцами по страницам и начал их листать. Касов переворачивал страницу за страницей, пока не добрался до выдолбленного в книге места.

Того самого, где совсем недавно был спрятан мобильник!

Касов даже бровью не повел. Он не выглядел рассерженным и не начал кричать. Не стал и хватать Тилля за руку, чтобы вывести его наружу. Поэтому у Беркхоффа промелькнула мысль, что его станут обыскивать прямо в автобусе. А тогда будет обнаружен не только мобильник, но и игла для инъекций, которую он с таким трудом раздобыл.

Доктор оставался спокойным, но это спокойствие было явно напускным. От него веяло ледяным холодом, хотя он и не двигался, по-прежнему держа в руках раскрытую книгу Джеймса Джойса именно на тех страницах, где раньше был тайник.

У Тилля возникло ощущение, что Касов выдыхал не углекислый газ, а пары охлаждающей жидкости, отчего температура в салоне библиотечного автобуса начала заметно снижаться.

«Великий Боже! НЕТ!» – мысленно восклицал Беркхофф, отчетливо осознавая, что если у него отберут мобильник, то единственная ниточка, связывавшая его с внешним миром, будет разорвана.

Тилль лихорадочно размышлял, стоит ли ему употребить иглу в качестве оружия против Касова. Но он хорошо понимал, что такое принесет ему только вред – за это его в лучшем случае посадят в изолятор. Однако более вероятной была перспектива с треском вылететь из клиники, ведь фрау Зенгер наверняка вызвала бы полицию, а Беркхофф даже не знал, какой состав преступления ему могли вменить уже сейчас и без нападения на Касова. Наверняка таких пунктов было несколько. Кроме того, Тилля беспокоил вопрос о том, какое наказание ожидало Седу, все еще стоявшую в проходе, словно каменное изваяние. Ведь от нее не могло укрыться то, что пациент звонил по телефону в ее присутствии.

В этот момент Касов поднял голову, и Тилль впервые заметил, что брови у врача шли к вискам, завиваясь, словно усы. Тогда ему вновь стало плохо.

«Неужели все должно закончиться именно так? – пронеслось у него в голове. – Обидно, ведь несмотря на то, что продвинулся я не так уж и далеко, все же мне удалось проникнуть в клинику и даже пережить здесь ночь. Хотя и не очень удачно».

Действительно, он преодолел достаточно серьезные препятствия и наверняка добрался бы до Трамница. Правда, при одном условии.

Если бы у него было больше времени.

Неужели он так и не попрощается со своим сыном из-за этого засранца?

Неужели все было напрасно?

– Я могу все объяснить, – заявил Тилль, не зная, что именно ему сказать, ведь у него не было запасного плана на случай, если его разоблачат.

В принципе, у него вообще не было никакого плана, за исключением намерения добраться до дневника Трамница, что уже само по себе было делом отчаянным, если не безнадежным.

– Меня это не интересует, – сказал Касов, отчего Тиллю стало еще хуже, ведь, возможно, именно сейчас Беркхоффу предстояло узнать, что именно намеревался предпринять врач по отношению к Патрику Винтеру.

«Или в отношении меня, если по какой-то причине он знает, кем я являюсь на самом деле», – подумал Тилль.

– Я тоже удивился такому состоянию книги, – пролепетал Беркхофф.

Однако дальнейшие слова сами застряли у него в глотке, и перехватило дыхание, когда Касов начал говорить. Ведь то, что сказал врач, было не только непонятно, но и внушало тревогу.

– Даю вам еще пять минут, – заявил Касов, криво ухмыльнулся и добавил: – Желаю весело провести это время.

С этими словами Касов захлопнул фолиант, вручил его Тиллю, повернулся к Беркхоффу спиной и вышел из автобуса через водительскую дверь, ни разу не обернувшись и даже не попрощавшись с Седой.

– Рикарда! Ты слышишь меня?

Ответа не последовало, но по знакомому до боли дыханию можно было понять, что она все еще оставалась на связи. По крайней мере, ему казалось, что он ее узнает. Ведь они прожили вместе столько лет!