Себастьян Фитцек - Пациент особой клиники [litres]

– Что случилось? Как твои дела? – поинтересовался Скания.

– Дерьмово. Под каким обличьем, черт возьми, ты меня сюда засунул? Кто я?

– Что-то не так, Тилль?

– Да все не так! Мне плохо! Сейчас я чувствую себя гораздо хуже, чем раньше. Все эти неприятности с того момента, когда похитили Макса, только нарастают.

– Возьми себя в руки и успокойся! Успокоился? А теперь подробно расскажи мне, что случилось.

От тяжелого дыхания Тилля на пленке, которой было обклеено стекло, появилась испарина. Тогда Беркхофф нарисовал на ней указательным пальцем вопросительный знак и вздохнул.

– Не знаю даже, с чего и начать.

– Начни с самого начала.

В этот момент от сильного порыва ветра автобус затрясся, напомнив Тиллю первые минуты его появления в клинике.

– Мне казалось, что надо дать им повод думать, будто перед ними настоящий сумасшедший, и поэтому я заявил, что проглотил бомбу.

– Понятно, – ничуть не удивившись, спокойно отреагировал Скания.

– Проблема в том, что мне удалось убедить в своей потенциальной опасности только часть персонала. Меня усыпили, а когда я очнулся в комнате интенсивного кризисного вмешательства, меня навестил врач по фамилии Касов и заявил мне прямо в лицо, что считает меня симулянтом.

– Интересно.

– Мне кажется, что это скорее опасно, – разозлился Тилль. – Потому что по какой-то причине этот Касов желает моей смерти. Он распорядился, чтобы меня заперли в одной палате с жестоким и здоровенным психопатом Армином Вольфом.

– Не в одиночке? Это странно.

– Верно. Однако по официальной версии причиной такой странности является тот факт, что здесь затопило целый флигель, и поэтому не хватает койко-мест. Но я клянусь, именно этот Касов виноват в том, что Армин сломал мне два пальца.

– Что он сделал? – явно расстроившись, переспросил Скания.

– Он хотел сломать мне еще больше, а Седа утверждает, что Армин даже жаждет меня убить.

– Значит, ты все-таки познакомился с Седой. Это хорошо.

Тилль яростно затряс головой, одновременно чувствуя, как синяк под глазом начал тупо пульсировать.

– Ничего хорошего. Она тоже явно чокнутая. Это – пациентка, скотина ты этакая. И библиотечный автобус она больше не водит, поскольку территорию затопило.

С этими словами он поглядел на Седу, но та при упоминании ее имени даже не встрепенулась.

– Как же ты добрался до телефона? – поинтересовался Скания.

– Это долгая история. Лучше скажи мне, в чьей шкуре я здесь нахожусь. У меня такое впечатление, что ты выбрал самую худшую из всех личностей, которую только можно представить.

– Извини, – раздраженно ответил Скания. – К сожалению, у нас был не такой уж и большой выбор, когда потребовалось срочно доставить пациента в «Каменную клинику».

– Я знаю. Но это обязательно должен был быть игравший на пианино и математически одаренный мучитель детей с опухолью головного мозга?

– Не понял, повтори.

– Все ты правильно понял.

Возникла пауза, и в телефоне послышался шум атмосферных разрядов, словно ветер дул и в эфире. Затем прозвучал негодующий голос Скании:

– Бред какой-то. Патрик Винтер не являлся мучителем детей, и об опухоли мне ничего не известно.

– Тогда ты плохо проинформирован, – повысил голос Тилль. – Мне только что сделали первый сеанс химиотерапии. Старик, я здесь сам себя отравлю.

В эту секунду Седа посмотрела на него, кивнула и постучала пальцами по воображаемым часам на запястье. Это был знак, что отведенные ему десять минут скоро закончатся. Скания тоже хотел прекратить этот разговор, и не только его.

– Все! Эксперимент закончен! Я вытащу тебя оттуда!

– Стой! Подожди!

– Никаких «подожди»! Решение бесповоротное. Я немедленно начну тебя вытаскивать, черт подери! Я не позволю, чтобы ты с переломанной рукой и с отравой в крови лежал в беспомощном состоянии в лазарете чуть ли не нос к носу с Трамницем.

Тилль, уже было поднявшийся, буквально рухнул обратно на сиденье.

– Повтори, что ты сказал?

Скания не стал кочевряжиться и почти дословно повторил сказанное. При слове «лазарет» Тиллю словно кто-то стукнул молотком по голове.

– Откуда ты об этом знаешь? – спросил он.

– Ты сам мне рассказал о сломанных пальцах и химиотерапии. Где же после этого ты должен быть?

Тилль развернулся в сторону так, как это делает школьник, не желающий давать списывать своему соседу по парте. Затем он поднес здоровую руку ко рту, придав ладони форму рупора, и, удерживая телефон больной рукой, прошептал: