Кирилл Агапов - Восемьдесят сигарет

– Стой, стой! Х… хватит.

Нина замерла с занесённой для очередного удара ногой. Медленно её опустила.

– Я… кхе-кхе, я вспомнил, – переведя дыхания, сказал Токарь.

Нина недоверчиво и напряженно смотрела на него.

– Мы звали… – Токарь поднял голову и с ядовитым прищуром вонзился в глаза девушки, – мы звали его Кристиной.

В следующую секунду он вцепился руками в ногу Нины, подтянул к себе и вонзил в неё зубы. Металлические резцы пробили кожу и вошли в мясо. Кровь Токаря смешалась с кровью Нины, мгновенно заструившейся из раны в его рот.

Завопив, девушка вырвала ногу и отскочила назад. Боль застелила ей глаза. Она не видела ничего, кроме окровавленной, смеющейся во все горло физиономии Токаря. Она не слышала ничего, кроме его сатанинского хохота. И на это гогочущее, мертвецки бледное, с чёрными пятнами под глазами лицо она обрушила всю свою ярость. Подошва её обуви врезалась в голову Токаря, вбивала затылок в выбеленный кирпич печи за его спиной. Токарь слышал хруст собственного носа, хлюпанье лопнувших губ, глухой звон черепной коробки, колотящейся о печь, словно болванка на гибком стержне, и, захлёбываясь кровью, хохотал.

Лишь когда Токарь умолк, а глаза его закатились, Нина опомнилась.

Она вскрикнула, зажав рот руками, и какое-то время стояла так, прислушиваясь к тишине. Безжизненное тело Токаря медленно сползало на пол по заляпанной кровью печи.

Нина молилась всем богам, и, вероятно, кто-то из них её услышал: сдавленный стон сорвался с губ Токаря. Жив!

Нина встрепенулась.

– Сейчас, милый, потерпи!

Она забегала глазами по комнате. Присев, начала шарить руками по полу. Осколки битой посуды резали ладони, но Нина не замечала этого. Наконец она нашла то, что ей было нужно. Пакетик с оставшимся внутри героином, который она пробовала прошлым днём на пару с Токарем, лежал рядом с диваном, у изголовья.

– Только не закрывай глаза, – бормотала она, высыпая трясущейся рукой содержимое пакетика на ладонь, – я сейчас. Это должно помочь, должно помочь.

– Вот, – Нина приложила ладонь к лицу Токаря.

Он втянул белую пыль переломанным носом. Нина откинула его голову и всыпала в рот остатки героина. Кровь смешалась с наркотиком. Вязкая, горькая каша комом застряла в горле. Токарь попытался её сплюнуть, но девушка зажала ему рот.

– Нет-нет, глотай. Это немного оживит тебя.

– Пить, – прохрипел Токарь.

– Сначала проглоти, прошу тебя.

«Такое количество прикончит меня», – с радостью подумал Токарь и перестал противиться. Накопив побольше слюны и крови, он протолкнул по горлу мерзкую кашу.

– Теперь дай мне попить.

– Конечно.

Девушка бросилась к столу, схватила бутылку коньяка.

Сделав пару глотков, Токарь облизал расхлестанные губы и посмотрел на Нину.

– Чего тебе ещё нужно? – спросил он. – Дай мне спокойно сдохнуть. Ты добилась своего.

Нина вытерла пот со лба, перевела дыхание, глотнула из бутылки коньяк и, успокоившись, нежно улыбнулась.

– Ещё нет, милый.

Я выхожу на улицу и вдыхаю полной грудью свежий утренний воздух, ещё не успевший пропитаться тошнотворным запахом баланды.

Перекличка уже началась. Заключённые построились в колонны по десять человек. Дежурный выкрикивает фамилии, и из чёрной массы лениво и сонно звучат: «Палыч», «Игрч», «Алесанр», «Федрч»… Неизменно синкопа; никогда фамилия и имя; всегда что-нибудь одно. Своеобразная претензия на достоинство – «Довольствуйся и этим, гражданин начальничек».

Я всматриваюсь в толпу. Глазами перебегаю с одного серого лица на другое. Я ищу его.

Вот он. Шестой в первой шеренге. Иду к нему. Дежурный инспектор обращает на меня внимание. Он что-то кричит мне. Вероятно, приказывает встать в строй. Но я не слышу: звон в ушах заглушает его ор. Никаких усиливающих драматизм дешёвых фразочек: звон в ушах – как следствие подскочившего давления и выброса адреналина.

Я прохожу вдоль строя и останавливаюсь рядом с ним.

Шиломбрит не видит меня. Развернувшись вполоборота, он весело переговаривается с кем-то из второго ряда.

Я жду, чтобы он повернулся ко мне лицом.

«Опа! – удивлённо восклицает Шиломбрит, заметив меня, – чего тебе, сладенькая?»

Не отвечая, я продолжаю смотреть ему в лицо. Я стою, держа спину ровно. В моих глазах спокойная решимость. Полуживотные вроде меня никогда не смеют так смотреть на своих хозяев. Это происходит крайне редко. Но если такое случается, если шлюха встречает гнев господина ледяным взглядом, значит, сейчас случится что-то, чего уже нельзя будет исправить. Здесь об этом все знают. Просто не помнят.