Алексей Агапов - Три рассказа на восточную тему

© Алексей Агапов, 2017

ISBN 978-5-4485-3120-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Евнух Чжэн Хэ всю свою жизнь уверенно шёл вперёд. Он всматривался в неразличимую даль, не умея понять: чтобы оказаться за горизонтом, нужно всего лишь построить дом. Кто живёт мыслями о будущем, не видит у себя под ногами. Потеряв мужские наружности, государственный скопец потерял больше. Чужая традиция, чужая религия – возможно, в этом причина… «Мусульманин или христианин, белый или чёрный, крепко стоящий на ногах или бегущий за ветром, умный или дурак – здесь нет большого различия. Ты будешь подбрасывать палки в огонь, желая добиться внешнего эффекта. Тебе нет заботы о внутренней силе огня, пока ты не обнаружишь, что становится слишком жарко, и тогда ты видишь, что теперь это горит твой дом. Только в этот момент ты понимаешь свою ошибку и начинаешь лить воду. Таскаешь её, черпая ладонями или ведром; ты поднимаешь панику, звонишь пожарным и кричишь на помощь соседей, не слушая, когда говорят: твои усилия бесполезны. Ты продолжаешь свою жалкую суету, даже когда от дома осталась лишь куча горячего пепла. Откуда знать тебе, что большим огнём лучше любоваться со стороны? К чему топтать красные угли, если их жар приготовит тебе вкусный обед?» – Лао Ли нравилось задавать утвердительные вопросы. Он действительно был уже стар. Во всяком случае, так он выглядел, так себя вёл. Когда говорил, старик провожал ладонью свою жидкую бородёнку – от лица к груди. Собеседник видел только узкие щёлки на его лице, были за ними глаза или нет – неизвестно.

Лао Ли был первым китайцем в городе; Пшеничный помнил его ещё с тех времён, когда был мальчишкой… Это была окраина города, (тогда – окраина), пустырь за рабочими пятиэтажками, зараставший одуванчиками и кучами нелегального мусора. Мальчишки любили бегать сюда за находками; всегда попадалось что-нибудь интересное: использованные капельницы, детские рисунки, кассеты с размотанной плёнкой, проволока, микросхемы, книги, чёрно-белые порнографические открытки. Однажды на границе растущей свалки, там, где уже начинались берёзы, появилась кибитка. Над куполом, из которого солнце высасывало последний цвет, бледно дымила ржавенькая труба. Снег ещё валялся в тени, но весна уже перешагнула черту, за которой путь ей был только один – к лету. Когда нерешительное удивление первых минут прошло, мальчишки захотели приблизиться. И, конечно, исполнили бы задумку и точно узнали бы, что это за кибитка и кто в ней хозяин, но огромная чёрная Псина выпрыгнула им навстречу – удрали. Никто не крикнул привычное: «Шуба!», никто не оборачивался. Первым остановился Пашка Рыжий – уже под прикрытием пятиэтажек. Трудно дышали, молча оценивая потери – все целы. В тот день больше на пустырь не совались. Цыгане снова пришли – так решили.

Несколько лет назад цыгане уже стояли на пустыре, целый табор: несколько десятков или даже за сотню – никто не считал. Вечерний ветер, залетая в открытые окна ближайших домов, приносил с собой их неясные крики и дым от костров. Конечно, многим не нравилось такое соседство: про цыган много нехорошего говорили, но – трогать их долго никто не решался. Лишь когда в районе пропали двое мальчишек, местные жители, мало надеясь на эффективную работу милиции, подняли стихийное ополчение. Захватив из гаражей и сараев вилы и монтировки, подбирая по дороге примитивное оружие пролетариата, мужчины направились искать виноватых в табор. Однако известия быстрее всего приходят туда, где им быть не нужно – табор снялся, оставив после себя только вытоптанную землю, два разорённых кострища и некоторые другие признаки ушедшей вдруг жизни, в основном, мусор, который как раз с тех пор и начал копиться на пустыре. Кое-кто бросился в погоню, но следы табора потерялись уже на первых её километрах. На следующий день пропавших мальчишек обнаружили на вокзале в соседней области, – сбежали из дома, хотели уехать в Ялту, – а цыган так больше никто и не видел. Ни старых, ни новых…

Теперь думали, что табор возвращается, предполагали, много ли в нём будет цыган, однако кибитка так и осталась единственной на пустыре – никто больше к ней не присоединился. А скоро обнаружился и её обиталец: маленький, желтолицый, узкоглазый. «Китаёза», – процедил тогда Пашка Рыжий, – «Типичный китаёза». В этих словах была неприязнь, которую Пашка, кажется, специально выдавил из себя, чтобы все знали.