Рени Найт - Секретарь

– А еще, Кристина, я сожалею о том, что сказала в суде. У меня не было выбора. Я сделала это ради всех нас – не только ради себя, но и ради вас с Дэйвом. Мы же все это понимали, правда? Мы трое. Что выстоим или упадем вместе.

– Надо было с самого начала сказать мне правду.

– Но я же сказала.

– Нет. В Женеву вы ездили не к своей матери.

– К ней.

Крепко вцепившись в рукоятку ножа, я вытаскиваю его из-под стола. Хватит притворяться, что его нет рядом. Она вздрагивает.

– Ложь номер один, – говорю я и делаю зарубку на деревянном столе. – Вы заплатили своей матери, чтобы она соврала в суде. Ее месячное содержание удвоилось после того, как она выступила в вашу защиту. Сумма на счету Элизабет Эплтон значительно выросла после суда.

Тик-так, тик-так. Она пытается понять, откуда, черт возьми, мне это известно. А потом до нее доходит. Ну конечно же. Она ведь доверяла мне всегда и во всем, даже не задумываясь – а зачем? У нее даже мысли не возникло, что я, ее секретарь Кристина Бутчер, в один прекрасный день стану для нее угрозой. Теперь она понимает, как была самонадеянна.

Я проработала у нее восемнадцать лет, а она даже не представляет, кто я такая. Интересно, удосужилась ли она хотя бы прочитать, что писали обо мне в газетах? Секретарь Мины Эплтон представляла собой в суде одинокую фигуру . Когда процесс закончился, мне и Дэйву посвятили по целому абзацу. Истории нашей жизни изложили в ста пятидесяти словах.

Водитель – Дэвид Сантини.Бывший сотрудник службы охраны Дэвид Сантини, в такси к которому в Лондоне однажды села Мина Эплтон, даже представить себе не мог, что когда-нибудь он… и т. д. и т. п.

Секретарь – Кристина Бутчер.Когда полиция явилась в дом Кристины Бутчер с обыском в пять часов утра в воскресенье, хозяйка, в отличие от большинства людей, не выказала ни возмущения, ни страха, а встретила полицейских подносом с горячими напитками…

На протяжении всего процесса миссис Бутчер была рядом со своей работодательницей…

Она была не просто секретарем – ей доверяли самые сокровенные стороны жизни Мины Эплтон, от банковских счетов до забот о ее троих детях…

Нет, Мина лишь бегло проглядывала то, что касалось нас: гораздо больше ее интересовали статьи о ней самой, занимавшие целые развороты, – сначала рассказы о ее блистательной карьере, потом – о ее триумфе.

Я вижу, что нож не на шутку тревожит ее. Зрачки Мины сжались, стали крошечными точками. Я достаю ее мобильник и начинаю набирать текст большими пальцами, задевая нож краем ладони. Через несколько секунд приходит ответная эсэмэска. Я поворачиваю телефон к Мине, чтобы она могла прочесть. Это сообщение из ее банка. «В регулярные платежи на счет Элизабет Эплтон с последними цифрами …165 внесены указанные изменения».

– О прекращении выплат она узнает только на следующей неделе. Но, возможно, у нее есть доступ к тем номерным счетам в швейцарских банках. Она может просто присвоить их себе? Я не знаю, как там все устроено.

– Ох, Кристина, нет никаких номерных счетов.

Ложь номер два. Я делаю на столе еще одну зарубку.

– Вы никак не можете не лгать? Даже сейчас?

Она смотрит, как я достаю из кармана листок бумаги. Замечает, что это лишь куцый обрывок, и не придает ему значения. Но видимость бывает обманчивой, и я расправляю листок краем ладони. Теперь ей видно, что на нем написано. На этом обрывке перечислены знакомые ей названия бывших поставщиков «Эплтона». Их давно уже не существует: они стали жертвой ее алчности. Рядом с каждым названием – рисунок. Интересно, помнит ли она, как, сидя за своим столом в кабинете, присваивала символ в виде зверька каждому из своих обреченных поставщиков?

– Белка, кролик, барсук, олененок, еж и ласка. – Я провожу по ним пальцем сверху вниз. – В Финчеме я ночевала в вашей спальне. Видела фигурки этих зверьков на вашем туалетном столике. И то, как вы старательно подписали их имена: Браунлоу, Персивал, Симпсон, Лансинг, Хогарт и Мактолли. Точно так же, как назвали подставные компании. Едва ли это совпадение. Все это время они оставались в вашей голове и наконец были вызваны из памяти.

Она качает головой, словно испытывая разочарование.

– Это и есть ваша неопровержимая улика? Кристина, этот клочок бумаги ничего не значит. На нем даже нет даты. Кто определит, когда были сделаны эти записи?

Я замечаю, что она закатывает глаза, видя, как я сворачиваю листок и убираю его обратно в карман.

– Это доказательство.