Камилла Уэй - О чем мы солгали

Я обернулась назад и вскрикнула от неожиданности. В дверном проеме небольшой кладовки, примыкавшей к кухне, стояла Ханна. Скорее всего, она пряталась там с самого начала. И точно подслушала полностью наш разговор. Ей все стало известно.

Мои ноги подкосились.

– Ханна, – сказала я. – Ох, Ханна.

Она не отводила глаз, и это показалось мне вечностью. Я почти не дышала. Потом она прошла мимо меня к лестнице, а я уставилась ей вслед, подрагивая от ужаса.

Остаток дня превратился в пытку. Я знала, что не могу рассказать Дагу о случившемся. Он строго наказал мне не пытаться искать встречи, сама идея приводила его в ярость, он никогда не простил бы мне, предприми я что-то за его спиной. И вот это случилось. А если Ханна расскажет Дагу? Если она сообщит учительнице о подслушанном разговоре? Я могу потерять все. Ханну, брак, дом… возможно, даже Тоби. Мысль о жизни без моего мальчика ранила ножом по сердцу.

В последующие часы я старалась не встречаться взглядом с дочерью, паниковала, с замиранием ожидая ее реакции. Но, казалось, ее никак не тронуло то, что она услышала. Может быть, до нее просто не дошел весь смысл сказанного, с отчаянием убеждала себя я. Не переставая мысленно повторять произнесенное мной на кухне, я понимала, что наш разговор нельзя было истолковать иначе. Да и как по-другому? Она услышала страшные, жуткие вещи; несомненно, для Ханны было потрясением узнать о том, что произошло.

Этим вечером, заботливо укрывая Ханну одеялом, я немного задержалась под предлогом, что хотела привести комнату в порядок. Я вспомнила, как мы были воодушевлены, когда только переехали в этот дом, как горели желанием сделать комнату нашей девочки идеальной. Теперь, глядя по сторонам на стены жизнерадостного желтого цвета, гирлянду из фонариков над каминной полкой, большой кукольный домик, который Даг смастерил собственными руками, и прочие мелочи, столь тщательно и долго подбираемые нами для дочери, хотя она оставалась ко всему равнодушной – я старалась найти правильные слова, чтобы начать разговор.

– Ханна, – сказала я. – Дорогая…

Ханна вопросительно уставилась на меня. Ей было всего семь, маленькая для своего возраста, она, казалось, изменилась в эту секунду, ее личико уже не выглядело таким детским; это был один из тех моментов, когда родители с удивлением осознают, что их дети растут незаметно, начинают отдаляться, что время пробегает слишком быстро. Ее волосы разметались по белой подушке, она внимательно следила за мной.

Я сделала глубокий вдох; во рту пересохло.

– Солнышко, все что ты слышала сегодня на кухне, показалось тебе, наверное, невероятно безумным и глупым, – начала я, от натужной улыбки свело скулы, а голос звучал визгливо. – Мы дурачились, вот и все! Мамочка встретилась с другом, мы представляли, что нас снимают в кино или что-то в этом роде. – Ханна продолжала молча смотреть за мной. Я облизала губы. – Суть в том, дорогая, что все должно оставаться в секрете. Ты никому не должна рассказывать о том, что узнала из нашего разговора, о чем толковали мамочка и ее друг, о подслушанной игре. Понимаешь? Никому ни слова, даже папочке. Обещаешь?

Ханна прищурилась, изучающе посмотрела на меня с абсолютно непроницаемым выражением лица. Она отвернулась и закрыла глаза – мне оставалось лишь безмолвно наблюдать за ней, холодея от страха.

Когда Клара зашла в полицейский участок, в памяти всплыло, как около года назад она упала и сильно вывихнула лодыжку. Люк, опасаясь перелома, отвез ее в госпиталь, ожидание осмотра затянулась далеко за полдень. Стояла невыносимая жара, приемное отделение было переполнено до отказа больными и травмированными пациентами, в душном воздухе почти физически ощущалось облако разочарования и тоски.

Она присела в ожидании, положив ногу на стул, Люк расхаживал взад и вперед как тигр в клетке. После того как Клару наконец позвали на рентген, она вернулась через некоторое время и обнаружила Люка, громко болтавшим сразу с несколькими пациентами, среди которых был пьяный в стельку мужик с татуировкой на лице, женщина средних лет с подбитым глазом, парочка пенсионеров и обкуренный юнец. Когда Клара подошла, они надрывались от смеха, Люк был явно посередине длинной и, судя по всему, уморительной истории о том, как он подростком сломал себе ногу. Казалось, невзгоды рассеялись, словно туман, и в воздухе витал праздничный настрой.

Перелома у нее не нашли, но боль все еще была нестерпимой.