Линкольн Чайлд - Город вечной ночи [litres]

– Мы должны вернуться к началу, к первому убийству, и двигаться оттуда дальше. В нем ключ ко всему случившемуся впоследствии, по той самой причине, что оно занимает дебютную позицию. Кроме того, это самое странное из убийств, и мы должны понять его аномалии, прежде чем сумеем выявить шаблон в последующих событиях. Почему, например, кто-то отрезал девушке голову двадцать четыре часа спустя после убийства? Похоже, никого это не волнует, кроме меня.

– Вы и в самом деле считаете это важным?

– Я думаю, это чрезвычайно важно. Собственно говоря, сегодня утром я заглядывал к Антону Озмиану – надеялся получить больше информации. К сожалению, мой обычный набор уловок не позволил мне пройти через его свиту холуев, юристов, прихвостней, телохранителей, лакеев и прочих атрибутов. И мне пришлось удалиться в некотором смущении.

Лонгстрит подавил улыбку. Он бы с удовольствием посмотрел, как Пендергаст получает решительный отказ, – это случалось так редко.

– Почему мне кажется, что за этими словами последует просьба?

– Мне нужно влияние вашего положения, Говард. Мне нужна вся мощь ФБР у меня за спиной, чтобы подергать льва за бороду в его логове.

– Понимаю. – Лонгстрит сделал многозначительную паузу. – Алоизий, вы знаете, что вы у меня до сих пор в черном списке. Вы вынудили меня к нарушению клятвы, которую я обещал соблюдать ценой своей жизни.

– Я это остро ощущаю.

– Хорошо. Тогда я сделаю все, что смогу, чтобы провести вас в кабинет Озмиана, но после – ваше шоу. Я к вам присоединюсь, но только как наблюдатель.

– Спасибо. Это будет вполне приемлемо.

Официант вернулся, неся тарелку с новой порцией телячьих мозгов, над которыми поднимался парок. Он поставил тарелку перед Лонгстритом и сделал шаг назад, боязливо ожидая мнения клиента. Исполнительный заместитель директора взмахом ножа отрезал кусочек с края, подцепил на вилку и поднес студенистую массу ко рту.

– Идеально, – провозгласил он, жуя с полузакрытыми глазами.

Официант поклонился со смешанным чувством удовольствия и облегчения, повернулся и исчез в сумерках газового света.

Брайс Гарриман вышел на крыльцо маленького аккуратного дома в колониальном стиле на жилой улице в Дэдхеме, штат Массачусетс, и повернулся, чтобы пожать руку владельцу – физически слабому, но ясно мыслящему человеку лет восьмидесяти, с жидкими седыми волосами, распластанными на голове с помощью бриолина.

– Огромное вам спасибо за ваши время и откровенность, мистер Сандертон, – сказал Гарриман. – И вы уверены насчет показаний под присягой?

– Если вы считаете необходимым. Это было чертовски ужасное дело – сожалею, что мне пришлось тогда давать свидетельские показания.

– Я пришлю к вам нотариуса с бумагой к обеду, чтобы вы подписали, а потом круглосуточный курьер доставит бумагу мне.

С новыми благодарностями и новым теплым рукопожатием Гарриман спустился по ступенькам и направился к «Уберу», ожидавшему его у тротуара.

Предновогодний день близился к вечеру, а с предпраздничным трафиком вернуться в Нью-Йорк и в его квартиру в Верхнем Ист-Сайде будет ох как непросто. Но Гарримана это не волновало. Да что говорить, в этот момент его не волновало почти ничего, кроме победы, которая была уже близка.

Гарриману нравилась старинная история про то, как шесть выдающихся столпов общества получили шесть одинаковых писем: «Все раскрылось, немедленно беги», и все они тут же сбежали. Тут требовалась грязь, а после смерти журналистской немезиды по имени Билл Смитбек никто так не умел откапывать грязь, как Брайс Гарриман.

Крупный прорыв случился у него после завтрака, когда он в онлайне просматривал старые газеты из бостонских пригородов, где вырос Озмиан. И он нашел то, что искал, в «Дэдхем таунсмен». Почти тридцать лет назад Озмиан был арестован за уничтожение собственности в католической церкви Богоматери Милосердия на Брайант-стрит. Больше ничего не говорилось в маленькой заметке, погребенной в старой газете, но Гарриману ничего другого и не требовалось. Он позвонил в Массачусетс и быстро выяснил, что Озмиана почти сразу выпустили, а обвинения в правонарушении сняли, но это не остановило Гарримана. В одиннадцать он уже летел на шаттле в Бостон. В два появился в церкви Богоматери Милосердия, где получил список с адресами людей, бывших прихожанами церкви во время того происшествия. И уже за третьей дверью, в которую он постучал, нашелся нужный ему человек, Джайлс Сандертон, который не только вспомнил тот случай, но и оказался его непосредственным свидетелем.