Линкольн Чайлд - Город вечной ночи [litres]

Пендергаст подошел к верстаку. Сосредоточился на нем. Осмотрел слева направо, разглядывая все мелочи с помощью фонарика, а иногда и лупы, время от времени подхватывая что-то ювелирным пинцетом и кладя в пробирку. Его бледное лицо, залитое отраженным светом, парило, словно существуя отдельно от тела, серебристые глаза сверкали в темноте.

Осмотр продолжался уже пятнадцать минут, и внезапно Пендергаст замер. В углу, где к стене был притиснут примитивный дощатый стол, луч его фонарика высветил то, что выглядело как две крупинки желтоватой соли. Первую он растер между пальцами, рассмотрел получившийся беловатый порошок на кончиках пальцев, понюхал его, наконец попробовал кончиком языка. Вторую крупинку он подобрал пинцетом и уложил в маленький полиэтиленовый пакетик на молнии, закрыл и спрятал в карман пиджака.

После чего Пендергаст развернулся и вышел из квартиры. Дежурный полицейский, ждавший с напряженным вниманием, поднялся. Пендергаст тепло пожал ему руку:

– Спасибо за помощь и внимание к своим обязанностям. Я непременно скажу о вас лейтенанту, когда увижу его.

Он поспешил вниз по лестнице, бесшумно и плавно, как кот.

Почти ровно двенадцать часов спустя после того, как Пендергаст покинул квартиру Лэшера, Брайс Гарриман беспокойно расхаживал по своей двухкомнатной квартире на углу Семьдесят второй и Мэдисон. Квартира находилась в перестроенном довоенном здании и после переделки приобрела странную планировку, образующую настоящий замкнутый круг: из гостиной через кухню в одну из дверей ванной, затем через другую ее дверь в спальню, а оттуда по короткому коридору со стенным шкафом – назад в гостиную.

В доме были высокие потолки, шикарный вестибюль, круглосуточный консьерж, но арендная плата за квартиру, снятую на имя тетушки Гарримана, была ограничена законодательством. Когда тетушка умрет, что, вероятно, случится довольно скоро, ему придется съехать и найти что-нибудь более соответствующее его доходам. Еще одно подтверждение тающего наследства семьи Гарриман.

Квартира была обставлена в эклектическом стиле мебелью, оставленной ему пожилыми родственниками. Многие из этих вещей были ценными, и все – старыми. Единственной новинкой во всей квартире, если не говорить о кухонной утвари, был ноутбук, стоявший на столике в стиле королевы Анны из бразильского клена с изогнутыми ножками, который когда-то принадлежал двоюродному деду Брайса, Дэвидсону, уже десять лет как похороненному.

Гарриман прекратил слоняться из угла в угол и подошел к столику. Возле ноутбука с его мерцающим экраном лежали три стопки бумаги, по одной на каждое убийство. Листы были исписаны замечаниями, каракулями, закорючками, примитивными диаграммами и кое-где вопросительными знаками. Несколько мгновений Гарриман беспокойно листал их, потом вернулся к хождению.

Ноющая дрожь профессионального беспокойства, которая несколько стихла после его удачного интервью с Изольдой Озмиан, вернулась. Он знал, знал , какие великолепные истории можно слепить из этих убийств, но у него возникали трудности с их созданием. Одна из них состояла в том, что его источники в полиции были не очень хороши и не стремились ему помочь. Его старый соперник Смитбек был мастер пригласить двух копов, поставить им выпивку, ублажить их и выудить из них нужную ему историю. Но Гарриман такие вещи делать не умел, хотя и ненавидел признавать это. Возможно, тут сказывалось его протестантское воспитание, годы, проведенные в Чоате и Дартмуте [15], то, что он рос в обстановке яхт-клубов и коктейльных приемов, – но, какова бы ни была причина, он просто не мог чувствовать себя свободно с копами, не мог говорить на их языке. И они это знали. А в результате страдали его истории.

Однако теперь возникла еще более серьезная проблема. Даже будь он на короткой ноге со всей нью-йоркской полицией, вряд ли это сильно бы ему помогло. Потому что последние убийства, похоже, повергли полицию в такое же недоумение, как и его. Циркулировал целый десяток разных версий: один убийца, два убийцы, три убийцы, убийца-подражатель, один убийца, выдающий себя за подражателя. Согласно самой свежей версии, девицу Озмиан прикончил один убийца, а позднее обезглавил кто-то другой, который продолжил совершать убийства-подражания. Копы не говорили, почему они считают, что второе и третье убийства связаны между собой, но, судя по тому, что удалось накопать Гарриману, было ясно, что modus operandi в обоих случаях один и тот же.