Андреас Эшбах - Один триллион долларов

В пятницу, 26 июня 1998 года, в полночь по восточному нью-йоркскому времени, закончился десятинедельный срок выдвижения кандидатур на должность Всемирного спикера. Всего было подано 167 411 заявок, из которых лишь 251 отвечала установленным критериям. Большинство не сумели собрать достаточно подписей или вообще не собрали ни одной; многие подписные листы не отвечали требованию, чтобы имена на них можно было проверить; 12 подписных листов оказались с фальшивыми подписями, что привело к исключению заявителей. И все равно бюллетень для голосования в первом туре получался впечатляюще длинным.

Среди кандидатов было лишь 12 женщин, о чем все сожалели, но что нельзя было изменить как данность, которая, по словам руководителя выборов Лайонела Хиллмана «красноречиво свидетельствует о состоянии мира». Наряду с несколькими бывшими главами государств на пост претендовали знаменитые актеры, успешные бизнесмены, именитые писатели и известные спортсмены, среди которых был один южноамериканский футбольный идол (чьи шансы, судя по пари, заключенным у букмекеров, были на удивление высоки), затем вождь одной религиозной секты, одна бывшая порноактриса, один настоящий король (одного африканского племени), равно как и удивительное число неизвестных людей, и было загадкой, как они умудрились собрать необходимую поддержку. Только 34 кандидата были моложе шестидесяти лет, и ни одного моложе сорока. Была опубликована еще одна статистика, которая сортировала кандидатов по странам происхождения, других категорий не было.

В субботу 27 июня должна была состояться Генеральная ассамблея ООН по поводу церемонии начала избирательной гонки. Должен был выступить Генеральный секретарь Кофи Аннан – после своего гостя, руководителя выборов Лаонела Хиллмана, который должен был огласить и без того уже хорошо известные правила выборов, и камеры, которые разнесут это дальше по всему миру, должны были коротко остановиться на Джоне Фонтанелли, который был приглашен участвовать во всем этом в качестве зрителя.

Джон Фонтанелли и его штаб прибыли в Нью-Йорк накануне церемонии. Во время полета появились результаты последнего социологического опроса – на сей раз речь шла не о любительском обобщении любительских интервью с прохожими во всем мире, а об исследовании, проведенном известным институтом по заданию New York Times. Методы опроса были научными, подбор опрашиваемых – репрезентативным, число – обоснованное.

И результат был убийственный.

– Все пошло прахом, Джон, – сказал Пол, озабоченно изучая факс, как будто надеясь, что напечатанное черным по белому как-то изменится. – Если действительно на выборы придут только пятнадцать процентов, то про Всемирного спикера можно забыть. Он просто становится комической фигурой.

Джон взял у него из рук листки, прочитал их и молча вернул назад.

– Нет, – перебил он Пола, который хотел что-то добавить. – Никаких дискуссий. Мы доведем это до конца, кто бы что ни говорил.

Участникам пресс-конференции в вечер их прибытия в Нью-Йорк оказалось тесно даже в самом большом зале отеля. Журналистов были тысячи, они фотографировали и тянули свои микрофоны вперед, и все, все уже читали итоги социологического опроса.

– Опрос – это еще не голосование, – заявил Джон Фонтанелли. – Это лишь моментальный снимок. У нас впереди двадцать недель избирательной кампании, когда кандидаты на пост Всемирного спикера будут бороться за наши голоса. В ноябре и после подсчета всех голосов мы будем знать больше.

Крики, давка. Невозможно расслышать вопрос. Джон просто продолжал говорить дальше, он говорил, что приходило ему в голову. Он устал. Мысль о том, что проект может потерпеть крах, ужасала его больше, чем он готов был признаться.

– Мы стоим не просто перед выбором из двухсот пятидесяти одного кандидата, – говорил он. – Мы стоим перед одним из основополагающих решений, а именно: мы должны сделать выбор между новым этапом расширенной демократии и новой эпохой феодализма, на сей раз феодализма концернов.

Джон чувствовал только пустоту. Тихий внутренний голос подсказывал ему, что лучше остановиться, замолчать, чем сказать нечто такое, о чем потом будешь жалеть. Но он не мог замолчать, по какой-то причине, которая была сильнее всех разумных доводов и всей умудренности многолетней работы с общественностью.

– Если действительно Бог поставил меня на это место и дал это задание, – сказал Джон Сальваторе Фонтанелли, к ужасу своего штаба и к восторгу публики, – то он, несомненно, хотел, чтобы я сделал то, что я по совести и в силу своего разумения считаю правильным. Мы идем навстречу великим вызовам. Если мы не сможем справиться с ними приличным, человеческим способом, значит, мы и не заслуживаем дальнейшего существования.