Владимир Колычев - Вечность и еще два дня

— А говоришь, что ничего не знаешь, — с укором сказал гость.

Он смотрел на Полину в упор, не замечал ее сына. Матери казалось, что Антошка, привыкший быть в центре внимания, был этим возмущен. Может, потому он и не плакал, с удивлением поглядывал на Германа.

— Да, был какой-то мужчина, — сказала Полина.

— Вот!

— В бане у меня спрятался. Я его выгнала.

— Следы совсем свежие.

— Так вот недавно и выгнала.

— О чем вы с ним говорили? — спросил Герман.

— Не говорили мы.

— Не говорили, но ты все знаешь.

Герман смотрел ей в глаза. У Полины было такое ощущение, как будто он держал ее за косу.

— Не знаю я ничего.

— А почему трясешься?

— Страшно. У вас пистолет.

— А ты знаешь, что я могу убить, да?

— Я?.. — Полина встрепенулась. — Не знаю я ничего!

— А если знаешь, то будешь молчать, да?

Она хотела кивнуть, согласиться хранить страшную тайну, но спохватилась, изобразила непонимание.

— Что я знаю?

— Если знаешь, то застрелись, — заявил Герман и отвел взгляд в сторону, как будто косу отпустил.

— Я не знаю, — пробормотала Полина.

Но мужчина ее не слушал. Он стремительно вышел из дома, сел в машину и двинулся в сторону озера.

Полина успокоила сына, уложила его в кроватку, вышла во двор. Герман уехал, а его спутник ушел огородами к озеру, по следу Кирилла. Полина выпустила из будки Дружка, но это ее не успокоило. Парень в «аляске» мог пристрелить собаку. Забор низкий, для людей с серьезными намерениями он не преграда. Если Герман пожелает ее убить, то никто не сможет остановить его. А он захочет это сделать. Ведь Полина знает его страшную тайну.

Герман ее убьет, если она сама не застрелится.

Дядя Леша поднатужился, сжал ладонь, но тщетно. Грецкие орехи не хотели колоться в его руке, оказались слишком крепкими.

— Что-то я не понял! — заявил дядя Леша, поднялся, подошел к двери, вставил орех между косяком и полотном.

Дверь заскрипела, чуть приподнялась в петлях, но затрещал и орех. Дядя Леша азартно крякнул, усилил нажим. Дверь чуть отошла от косяка. Полине казалось, что она вот-вот отвалится. Но нет, орех лопнул раньше. Дерево смяло его, вдавило мелкие осколки в сухую расплющенную мякоть, но дядя Леша рад был и этому.

— А ты говорила! — заявил он и торжествующе глянул на Полину.

Дядя Леша был прав, когда уличил ее в сговоре с орехом. Она действительно болела за него, просто хотела, чтобы победил слабый.

Дядя Леша положил раздавленный орех на ладонь, размешал его пальцем и бросил в корзину. За второй браться не стал. Сел за стол, откинулся на спинку стула и посмотрел на Полину, пытаясь сосредоточиться на своих обязанностях.

— Номера машины запомнила? — спросил он.

Полина мотнула головой. Не подумала она о том, чтобы запомнить номер, не догадалась, прозевала.

— А марка машины?

— Ну, внедорожник. Темно было.

Она рассказала участковому все без утайки, упомянула про Генку Пономаря и Костю Мулевича. Расчет ее был прост. Чем больше людей знает об убийстве Ваньки Жарникова, тем меньше смысла убивать Полину как свидетеля. А дядя Леша не просто человек, он капитан полиции, представитель закона.

— Темно было, — передразнил ее Хворостов. — А фамилия этого Германа?

— Не знаю.

— А Кирилла?

— Не спросила. Но я знаю фамилию Генки. Пономарь, Мулевич и Жарников.

— И где мне их по фамилиям искать?

— Ну, не знаю, может, в Твери. Жарникова убили, Мулевича машина сбила. Должны же быть какие-то сводки по происшествиям.

— Да уж, задала ты мне задачку!

Дядя Леша опустил руку на стол спокойно, но тяжело. Уцелевший орех попал под ладонь. Послышался треск, с которым он лопнул. Дядя Леша встрепенулся, удивленно глянул на расколотый орех, самодовольно улыбнулся. Хоть какая-то в жизни радость.

— Этот Герман мне угрожал. А у его водителя был пистолет.

— Он из него стрелял?

— Нет.

— Может, пневматический?

— Да нет, боевой.

— Не знаю, чем тебе помочь, — сказал дядя Леша и бросил в рот кусочек орехового ядрышка. — Справки-то мы, конечно, наведем, но если тебе охрана нужна, то с этим извини. Людей у меня нет.

— Да дело не в охране, — со вздохом проговорила Полина.

— А в чем?

— Если со мной что-то случится, будете знать, кого искать.

— Самой-то не смешно? Ничего с тобой не случится. В кино, это да, там такое бывает, а у нас нет. Заявление писать будешь?

— На кого?

— Вот и я думаю, что не надо. Но учти, я тебя не отговаривал! Напишешь — будем искать, нет — я все равно запрос сделаю. И знать будем. У тебя все?