Чандлер Бейкер - Черный список

Он сунул заколку в ее руку. Всего лишь безделушка. Легкая, как пушинка. Но она вызвала у сына улыбку, а ее – напугала.

Розалита поднялась с кровати. Она щелкнула выключателем, оставив горящим лишь круглый ночник в углу. Здоровое ухо сына сейчас было плотно прижато к подушке, и она знала, что сейчас он не слышит ее:

– Те amo [8] Я люблю тебя ( исп. ). , Саломон.

Приехав на работу, Розалита припарковала машину напротив здания «Трувив». Персоналу из клининговой конторы не разрешалось ставить свои автомобили в офисном гараже, несмотря на то что вечером он, по сути, пустовал. Все делалось для того, чтобы нельзя было незаметно вынести что-нибудь из офиса…

Забрав тележку с моющими аксессуарами, Розалита и Кристал поднялись на лифте на этаж, на вид столь безжизненный, что, казалось, они очутились на Луне. Когда вышли в коридор и занялись своим привычным делом, то тут, то там срабатывали фотоэлементы, и с легким потрескиванием вспыхивали лампочки, заливая пространство тусклым флуоресцентным светом.

Мешковатые носки Кристал свернулись у лодыжек. Подскочив к стойке администратора, она сунула руку в тарелку с леденцами. Розалита тут же хлопнула ее по руке.

– А что? – Растерянно захлопав глазами, Кристал в испуге отскочила.

– Это не для нас, – сурово предупредила напарницу Розалита, возвратившись к тележке, где висел ее планшет.

– Они их считают, что ли? – воскликнула та, жадно поглядывая на тарелку.

– Может, и считают.

Кристал наконец утихомирилась.

Розалита методично взялась за работу. Вскоре они приступили к уборке туалетов восточного крыла. Улучив момент, когда Кристал склонилась над унитазом в одной из кабинок, Розалита сунула руку в карман, вытащила булавку Саломона и бросила ее в мусорную корзину для бумажных полотенец, после чего сменила пластиковый мешок. Она сказала себе, что в своих поступках руководствуется лишь одним: «Как будет лучше для Саломона?»

Да, Розалита постоянно твердила себе это. Но она ведь умела и лгать…

Так они и продолжали на пятнадцатом этаже. В середине ночи время шло как-то по-другому. Волнение и уныние – вот два чувства, которые неизменно посещали ее, когда Розалита понимала, что все кругом спят, а она – нет. Это как яркий свет на фоне непроглядной тьмы. Время стало лишь некой абстрактной конструкцией – и вместе с тем единственной вещью, о которой могла думать Розалита. Оно все еще напоминало ей о первых днях после рождения Саломона, когда она прижимала ребенка к груди, когда пялилась в телевизор, по которому, как назло, не показывали ничего стоящего. А утром звала сестру и подробно рассказывала о событиях ночи: хорошо ли ел Саломон, сколько часов он спал, сколько часов спала она – как будто всю эту важную информацию нужно непременно зарегистрировать. И она знала, что память о тех ночах никогда не оставит ее – вплоть до самой смерти.

Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как Розалита погрузилась в паутину материнства, позволила ей прилипнуть к себе, вплестись серыми прядями в свои волосы, проникнуть под кожу, превратившись в сине-фиолетовые узелки паукообразной гемангиомы, и образовать отчетливую линию чуть выше ее лобковой кости. С тех пор паутина лишь разрасталась, а жизненные потребности делали ее все более запутанной, и в один прекрасный день она могла и вовсе проглотить Розалиту…

Ее напарница Кристал была неопытной, но с каждым днем работала все лучше. Тележку она содержала в порядке, что помогало Розалите проводить уборку без особых задержек. Та была уверена, что Кристал беременна. Заметила, как напарница осторожно трогает свой живот, и ей показалось, что он стал больше. Наверное, будет мальчик, потому что везде, кроме живота, тело Кристал в буквальном смысле представляло собой кожу да кости. Такой когда-то была и сама Розалита. И ее тело помнило об этом по перламутровым шрамам, сползавшим вдоль боков и выходящим из пупка – словно солнце. Оно помнило…

Розалита освободила от бумаг шреддер и мусорные корзины в кабинетах Слоун Гловер, Арди Вальдес и новой сотрудницы – Кэтрин Белл. Когда она добралась до конца зала, угловой кабинет был закрыт, а свет в нем выключен. Она дважды постучалась и вошла.

Но быстро поняла свою ошибку. В груди застыл вопль удивления. Каким-то чудом Розалита сумела подавить его. Лишь сильно выдохнула. Она заметила в кабинете женщину с темными короткими волосами. Та, раскрыв рот, вглядывалась в ее силуэт, оказавшийся в полосе света в проеме открытой двери. Ее глаза были широко раскрыты и светились, как у енота, попавшего под свет яркого фонаря. Розалита едва не задохнулась. Так прошло несколько мгновений, показавшихся ей вечностью. В кабинете было тихо, и единственными звуками на фоне этой тишины были шум трущейся кожи, тканей, судорожные вздохи, мужской кашель и…