Ирина Кошман - Силки на лунных кроликов

Красивый ключ серебристого цвета выделялся на фоне этого хлама. Алиса знала: это именно тот ключ, который ей нужен. Аккуратно взяла его, словно он был хрупким и мог рассыпаться, и поднялась наверх. Подошла к голубой двери. Попыталась сунуть ключ в замок – ничего не вышло. Сердце предательски ёкнуло: неужели не тот?

Девочка перевернула ключ, и теперь он вошел легко, издав мягкий шелестящий звук. В какую сторону его повернуть? Алиса попробовала в одну сторону, но не вышло. Попробовала в другую. Тихий щелчок. Пальцы затряслись. Она сняла замок и дернула ручку двери. Засовы, давно не знавшие смазки, натужно заскрипели, как будто просили помощи. Повеяло жутким холодом, словно это был склеп. Комната не отапливалась. Всё то же покрывало на кровати, всё те же рисунки на стенах. Но не это было нужно Алисе.

То, что пряталось под стеклом на самой нижней полке узкого шкафа. Здесь были альбомы с рисунками, комиксы, детские книги, раскраски. Но вот это…

Альбом в твердой обложке нежно-розового цвета. Быть может, когда-то давно цвет был намного ярче, а теперь остался лишь оттенок, как напоминание о том, что прошлое никогда не вернется.

Она взяла альбом в руки и села на холодный пол. Звук мотора обязательно оповестит о том, что хозяйка дома вернулась. Тогда Алиса успеет закрыть комнату и бросить ключ в ящик. Никто ничего не заметит.

С первой страницы на нее смотрела цветная фотография новорожденного ребенка, только что приехавшего в свой дом. Девочка в розовых пеленках.

22 июня 2000 года…

Много страниц было заполнено фотографиями подраставшего младенца: вот первая беззубая улыбка, вот первая каша, первые шаги. Мать поддерживает ее за руки и широко улыбается на камеру. Да, в этой женщине Алиса безошибочно узнала Катерину. На маленькой лысой головке девочки красуется розовая повязка с огромным розовым бантом. Что-то сильно сжалось в районе солнечного сплетения. Алиса сглотнула слюну.

Ты знаешь, кто это…

– Нет, – ответила самой себе Алиса. – Я родилась в две тысячи шестом…

Ложь!..

Перевернув несколько страниц, она увидела девочку со светлыми волосами до плеч. Та усердно что-то рисовала прямо на стенах этой комнаты. Алиса обернулась, но не увидела никаких рисунков. Обои, наверное, несколько раз переклеивали.

Дети не рождаются такими, какой была ты…

Алиса поморщилась. Предательский голос звучал слишком громко в этой тишине.

Вспомни, есть ли у тебя детские фотографии. Есть?..

Если бы только у нее могла быть хоть одна фотография. Она сравнила бы себя и эту девочку. На последнем фото улыбающаяся малышка стояла возле желтого велосипеда. Та самая фотография, что была размещена в объявлениях о пропаже. Алиса внимательно всмотрелась в нее, пытаясь увидеть хоть какие-то знакомые черты.

Она не смотрелась в зеркало до… Четырех лет. По своему возрасту. Возрасту ребенка в норе. А что, если у нее есть обычный возраст? Что-то виднелось на желтом велосипеде. Что это? Алиса покрутила страницу и так, и сяк. Чтобы достать фотографию, нужно было отклеить тонкую пленку, под которой она крепилась.

Алиса аккуратно поддела пальцем краешек, пленка неохотно начала отходить. Годами никто не смел сделать этого. Девочка взяла фотографию и сфокусировалась на изображении велосипеда. Да, там было что-то. Что-то очень знакомое. Сердце тревожно затрепетало, руки задрожали. Это силуэты. Маленькие силуэты.

Темная волна страха накрыла Алису с головой. Как будто опустились тяжелые шторы на окнах сознания. Ее глаза закатились, и она провалилась в забытье. Она снова оказалась в темной душной норе. Дверь в стене сверкала, как гирлянды на окнах соседей. Здесь не было никаких соседей. Только полумрак и вонь.

Она открыла дверь, за которой бил яркий свет. Это был цветущий сад. Тот самый, что был на картинках в книге об «Алисе в стране чудес». И она теперь была той самой Алисой. Смотрела на свои ноги. На них были красные сандалии и белые носочки. Таких красивых в жизни Алисы не было. У нее вовсе никогда не было детской обуви.

Она медленно шагала по грунтовой дорожке. Хотелось бы идти быстрее. Она помнила: вот-вот мать должна вернуться домой. Та женщина, которую ей следовало называть матерью. На деле же в этом слове не было ничего. Ни трепета, ни ласки, ни любви…

Деревья будто бы сами расступались перед ней. Солнце окрасилось в оранжевый цвет, точь-в-точь как на детских рисунках. Нужно сойти с тропинки, чтобы никто не нашел, не пошел по следу, углубиться в чащу леса. Так она и сделала. Высокие вишневые деревья приняли ее в свою «стаю», раскрыли ветки, а затем спрятали девочку.