Ирина Кошман - Силки на лунных кроликов

Это преследовало его целыми днями напролет, как приставшая растаявшая жвачка. Единственным способом избавиться от этого было улететь на другую планету. Но это не представлялось невозможным. И он продолжал жить с этим, неловко улыбаясь и пряча мокрые ладони в карманы пиджака.

Алиса же теперь училась не только читать, но и считать. Когда папа приходил в нору по утрам, она никогда не спала. Времени для нее не существовало вовсе. Несколько раз за то время, что называется ночью, она просыпалась, прислушивалась к звукам наверху, понимала, что папы нет, и снова проваливалась в сон. И так несколько раз. Но потом замок наверху издавал глухое клацанье, и сердце ее подскакивало, как бешеное. Иногда она даже мочила штанишки. Сама не знала, почему так получалось. Девочка не могла это контролировать.

И вот уже вход в нору открывался, и она слышала знакомые шаги. Трам-трам по скрипучей старой лестнице. Сама она никогда не взбиралась по этим ступенькам. В ее сознании они были священны. Только папа мог тревожить их своими большими ногами.

В такие моменты девочка притворялась, что спит. Закрывала глаза и старалась тихо дышать. Почему-то она думала, что папе будет приятнее разбудить ее. Он подходил очень близко, так, что Алиса ощущала его дыхание на своем лице. И потом шептал:

– Эй, доброе утро!

И она открывала глаза, зевала, потягивалась, как будто не делала это пару часов назад.

– Папа, что ты мне принес?

– Нет, ты должна сказать.

И тогда она вспоминала:

– А, доброе утро!

Обнимала его и целовала в щеку. Щека была щетинистой и сухой, но ей нравился запах папы.

– Вот, каша, чай и одно овсяное печенье.

Ей нравилось овсяное печенье, но одного было так мало, и она, не в силах скрыть свое разочарование, надувала губки. Папа, конечно, понимал это. Поглаживая по голове, говорил:

– Больше нельзя, это вредно.

Алиса не совсем понимала, что значит вредно, но верила папе.

Каша и овсяное печенье стали для нее символами любви и заботы. Именно так возникало это чувство. Не в словах, а в каше и печенье. Но время от времени папы не было слишком долго. Он быстро забегал в нору утром, оставлял ей еду и игрушки, включал свет, а в следующий раз приходил только тогда, когда свет уже нужно было гасить и ложиться спать.

Так что ей приходилось осваивать счет шагов по норе. Вот, какие цифры она изучила: один-два-три-четыре-пять…

Потом снова: один-два-три-четыре-пять…

Но пяти шагов было слишком мало, чтобы обойти всю нору. В одну сторону получалось пять раз по пять, а в другую – четыре раза по пять. Алиса точно была уверена, что ей нужно выучить все цифры, какие только существуют на свете. Потом она открывала «Азбуку» и повторяла все буквы. Теперь она могла читать легкие детские тексты, и была весьма удивлена тому, как волшебным образом эти слова, которые она читает, превращаются в картинки и образы в ее голове. Особенно здорово было закрывать глаза и рисовать всё это. Откуда-то она знала, как выглядят предметы, а иногда даже чувствовала их запах и слышала их звуки.

Например, когда она читала про то, как мяукает кошка, Алиса предельно ясно слышала этот звук в своей голове. И еще она знала, как мычит корова, как пахнет ее лепешка. Странно.

Потом ей захотелось самой прочитать «Алису в стране чудес». Она брала книгу, не справлялась, пробовала снова. Снова и снова.

Опять она считала шаги из угла в угол, дошла уже до семи. Потом снова бралась читать «Алису». Осилила уже три страницы. Потом снова считала шаги. Жутко хотелось есть, живот сводило от голода. Но папа не приходил целую вечность. Она заполняла горшок до краев. Иногда очень долго сдерживала себя, чтобы тот не переполнился, и папе не приходилось его убирать.

В норе становилось всё холоднее и холоднее. Может быть, ей так только казалось. Иногда она даже ощущала, как холодный ветер гладил ее кожу. Она видела ветер в детской книге. Он был изображен угрюмым старцем голубого цвета, без рук и ног. И этот старец летал, где ему только вздумается. Именно так она и представляла себе ветер.

Но от этой мысли Алисе становилось на душе спокойнее. По крайней мере, она не одна. Здесь есть кто-то еще, кто касается ее бледной кожи.

Замок наверху зазвенел, и сердце радостно подскочило в груди, а затем снова резко упало. Она подбежала к ступенькам. Нора открылась, впустив незнакомые запахи и звуки. Папа спускался, улыбаясь. В руках он нес поднос с едой и еще что-то в пакете.

– Добрый вечер, Алиса!