Ирина Кошман - Силки на лунных кроликов

– Ты понимаешь, что такое свобода, Алиса?

Павел взял «Три товарища» и протянул ей.

– Вот тут люди ходят по улицам, разговаривают, с кем хотят. Живут в больших домах, работают.

– Они убивают друг друга, бьют и насилуют.

Павел удивленно посмотрел на книгу. Неужели там такое было?

– Это плохие люди убивают и насилуют. И похищают. Хорошие люди так не делают.

Она снова зажмурилась и закрыла руками уши. Затем громко затопала ногами и спустя мгновение оказалась под кроватью, где тихо всхлипывала.

Нельзя делать больно людям…

Алиса больше не отвечала ему, сколько бы он не пытался ее разговорить. Теперь она останется под кроватью до самого утра. Он волновался, что она может простудиться, но заставить ее вылезти мужчина не мог. Майор поставил книгу на место, выключил свет и вышел из комнаты. Окно они завесили плотными шторами бордового цвета, так что утро не наступало до тех пор, пока Павел не входил в комнату и не включал свет.

Алиса не приступала к еде, пока Павел не говорил ей: «Ешь». То есть никогда не хотел говорить этого, но знал, что так устроен ее мир. И понемногу он сам начал привыкать к этому, пока жена не упрекнула его. Это она должна учиться жить по-другому, а не Павел. Это девочка должна жить в нормальном мире, а не они в мире психа, похищающего чужих детей.

Майор объяснял Алисе, что та может есть, когда захочет, а не тогда, когда ей позволят. Она не должна сидеть на полу, есть нужно за столом. Но при всех своих странностях девочка хорошо обращалась со столовыми приборами. Уверенно держала в руках вилку и нож, умела есть тихо, не прихлебывала громко чай.

Это определенно нарушало криминальную картину, которую майор каждый день пытался выстроить у себя в голове.

Алиса не хотела признаваться, но еда в доме этого мужчины была очень вкусной. Такой вкусной еды, пожалуй, она никогда не ела. Особенно хорошей была эта жидкая еда. Суп. Папа редко готовил суп. Это было пару раз в детстве. Здесь суп был каждый день. Больше всего она любила прозрачный, золотистый с маленькими звездочками. Он напоминал ей о тех мгновениях, когда она выходила по ночам из норы и смотрела на звезды.

Закончив есть, она спросила:

– А можно ночью я выйду из норы?

Павел и его жена, не успев дожевать обед, едва не подавились.

– Из норы? – спросила большая женщина. Павел сделал еле заметное движение кистью, как бы говоря «помолчи, женщина».

– Да, конечно, можно, – сказал мужчина.

Девочка сидела и, словно стойкий солдат, ожидала команды «Вольно!». Она не могла закончить обед и встать из-за стола, пока он ей не разрешит. Мужчина видел, как ужасно мучительно это выглядит. Его сердце, еще не такое старое, но уже достаточно каменное, сжималось всякий раз, когда он смотрел на ее опущенную голову. Разве не такого солдата он пытался сделать из своего сына? Разве не об этом он мечтал?

Нет. Она не была похожа на солдата. Она была похожа на человека, чья воля была сломлена, уничтожена, подавлена. Она умела говорить, читать и, возможно, еще много чего. Но всё это умение не имело никакого значения, если человек не мог пользоваться свободой, данной ему по праву рождения.

– Ты можешь идти, – сказал он через силу.

Но Алиса продолжила сидеть с опущенной головой. Павел затаил дыхание, не зная, чего ожидать от девочки.

– Что я должна делать? – тихо спросила она.

– А что ты хочешь?

Ее плечи слегка затрепетали, как будто из тела пыталось вырваться на волю какое-то потаенное желание, которое девочка давно хранила. Но тут же она снова застыла.

– Ты можешь делать почти всё, что хочешь, – снова рискнул он.

Ее голова на тонкой шее наконец-то повернулась в его сторону.

– Не могу, – прошептала она. – Нельзя.

– Почему нельзя? – он заставил себя улыбнуться.

– Папа не разрешает мне делать, что я хочу.

Снова этот папа. Майор почувствовал ярость.

– Твоего папы здесь нет. Он не слышит тебя и не видит. Он не может тебе запрещать.

Алиса слезла со стула и подошла к мужчине, нагнулась над его ухом и прошептала:

– Я хочу танцевать…

В его доме не было современной музыки, да и вообще музыкой он не увлекался. Майор давно оставил в прошлом детство, когда пластинки с музыкой добывались с таким трудом. А потом и веселое юношество, когда он бегал за каждой юбкой, пропадал на дискотеках, проводил веселые ночи в общаге. И всё то время, время юности, было наполнено музыкой. Музыка должна сопровождать молодость.