Ко мне зашел как-то и Леха – со сломанными рукой и ногой. В грязном гипсе. У него был чертовски бледный вид, как у призрака. Он что-то рассказывал про духовность, про мантры и индусов, про Гоа и чакры, хвастался своим туром атостопом в Крым – уже второй раз подряд, хотя звучало это, как в первый. Потом он куда-то ушел. Больше я его, кстати, не встречал. Никогда.
На самом деле, у меня никогда не было настоящих друзей здесь, в Питере. В выходные я выпивал с приятелями, знакомыми, смотрел кино, спал. Кто-то скажет – фи, это же маргинальный и растительный образ жизни! – но я точно знаю, что большинство живет так же. Меняются только напитки, одежда, места, фильмы. Возможно, дополняются списки тем для разговоров. Хотя, беседы, которые мы проводили с приятелями о политике, искусстве, спорте, могли быть достаточно интеллектуальными. И уж точно не уступали сальным шуточкам каких-нибудь менеджеров по продаже автомобилей или сантехники, которые вряд ли читают больше моего или смотрят шоу на «Культуре». Но я ни с кем не контактировал достаточно близко, чтобы считать их друзьями. Ни с кем у меня не было устоявшихся связей, я никому не открывался и ни с кем особо не задушевничал. Я давно не заводил девушек и ходил с сексуальной голодухи к паре-тройке знакомых проверенных проституток, которые делали мне хорошие скидки и даже иногда давали после мимолетного секса выговориться бесплатно, зная мое печальное личное положение. Когда в прошлом году мне пришла весть о смерти матери, я окончательно понял, что остался абсолютно один, и это несмотря на то, что звонил я ей редко. Я знал, что дела у нее не лучше, но и не хуже, чем у меня. Но что я один, я не ощущал так остро до того, как, смотавшись на ее похороны и потратив на это половину зарплаты, я почти пропил вторую. И именно из-за отсутствия связей с кем-либо я попал во все то дерьмо, которое и привело меня к нынешнему состоянию. Полнейшая изоляция сознания только усугубилась запоем и инвалидностью. И кое-чем еще.
… мой запой прерывается. Почему? Да просто мне в голову стукнула шальная мысль о том, что я уже чертовски долго курсирую между бессознательностью, толчком и магазином. Мне стало любопытно, сколько времени прошло и поменялось ли что-то вокруг меня. Но, знаете, трудно понять, сколько именно времени потерял, когда у тебя нет ни календаря, ни телефона с установленной датой. Мобильник я, кстати сказать, утопил в унитазе, и сейчас он плывет – как я полагаю, либо в Девяткино, либо в Финляндию. Мне так кажется. Возможно, это мой вклад в международные отношения, чем черт не шутит. Ноутбук я случайно сломал пополам, а обе половинки за ненадобностью вышвырнул в окно. И теперь лучший способ узнать, который день и час – это включить телевизор. По крайней мере, на трех каналах точно сообщат, что к чему. В новостях, а то и просто в фоновой картинке с датой, временем и температурой за бортом. Но мне не очень везет, и я натыкаюсь только на архивный репортаж две тысячи седьмого года про какого-то политика или ученого – я с трудом понимаю, о чем идет речь. Но я примерно помню, какой была моя жизнь в том году. Размеренное, унылое существование в ожидании лучшей участи. И потом, в какой-то момент мне показалось, что вот оно – счастье, – жить в мегаполисе, гулять, где хочешь, проводить время, как заблагорассудится и всегда знать, что будет куда прийти и где переночевать. Так ли это мало? Для того, кто мог у себя дома иметь все то же самое и перспективу успешно оформить приличный социальный статус, и только потом уезжать на штурм мегаполиса? Трудно сказать. Во всяком случае, сейчас все планы нужно переосмыслить.
А у меня были какие-то планы?
Кстати, в ходе запоя мне звонил Гриша. Он как раз и сообщил мне одну из вещей, усугубивших мое состояние изоляции и добавивших ненависти к окружающим.
– Ты как?
– Херово.
– Заехать к тебе? Может, надо что?
– Нет.
– Точно?
– Че хошь? – мой язык заплетался, мне было совсем не до Гриши.
А он, тем временем, подробно рассказал, как развивались события, пока меня не было в сознании.
– Денег за машину с тебя, конечно, уже не спросят. Здесь и так все понимают, в какой ты заднице. Михалыч сказал, что все уладит. Но о работе пока речи нет. В общем, им нечего тебе предложить.
– А что ж Михалыч… – хочу задать едкий вопрос, но мне лень договаривать.
– Ну, ты не ссы, тебя не бросим. Ты звони, если…
– Брось. Все понятно. В жопу работу. До созвона.
Читать дальше