– А истина всегда есть?
– Разумеется. И я это понял только недавно, – Кирилл явно вошел в раж и даже забыл про пиво – кроме того, что уже влил в себя. – Бог и есть истина. Именно он упрощает все и приводит нас к гармонии, к миру в себе. И твой друг, и все, кто терпит нужду и смиренно творит благо для близких – все получат свою награду, но в свое время. Мы называем это приметами, законами мира или законами подлости, но все приходит к своему логическому знаменателю. Каждому поступку – своя награда.
– Прикольно.
– И даже если ты зол на господа и его немилость, но в душе у тебя, – Кирилл делает паузу и выразительно тычет в меня длинным кривым пальцем, – добро, и ты не желаешь зла ближним, ты придешь к своей истине. Это и есть современный подход, который дружит церковь с гуманистами. Но для его внедрения нужно еще много работать. В этом и есть моя задача.
– Не знаю, как там современно церковь будет дружить с гуманистами – современно или нет, – но знаю, что она довольно современно делает бабки на человеческой тупизне. Так что извини, конечно, – осушаю в паузе свой бокал и осторожно ставлю на стол, – но на хер мне не нужны ваши учения и объяснения. Я как-нибудь сам.
– «А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду», – снова тычет в меня своим уродливым пальцем Кирилл.
Его манера вещать, тренируя на мне навыки чтения проповедей, его усы и его постепенный переход в откровенную агрессию раздражают меня и провоцируют на применение физической силы, а этого мне сейчас совсем не нужно. По крайней мере, здесь и сейчас.
– Ладно. Мне пора. Как-нибудь созвонимся, – встаю со стула, разминаю шею и ухожу из паба, не обращая внимания на попытки Кирилла что-то мне втолковать напоследок.
Священник из него выйдет еще тот. А вот из меня послушник – вряд ли.
После разговора с Кириллом на душе у меня довольно мерзко, и от пива осталось теплое, приторное послевкусие. Довольно странно для пива за чужой счет, кстати. Я еду в метро, накинув на голову капюшон слишком теплой для сезона спортивной куртки и упираясь правой рукой в сиденье. Как ни крути, а я опьянел, пусть и слегка, а тошнотворные бредни Кирилла, превратившие нашу милую беседу в обмен плевками, только усугубили мое промежуточное состояние.
Я долго, вдумчиво смотрю вниз, а потом резко поднимаю голову – так, что, кажется, вся кровь оттекает от мозга, – и мне в глаза сразу бросается надпись «Места для пасскажиров с детьми и инвалидов». Я медленно читаю ее по слогам и усмехаюсь. Уж на инвалидные места я точно не сяду. Принцип. А есть ли какие-то принципы у этих, с бородами и в платьях? Те, кто могут любые действия – свои и окружающих, – трактовать как угодно, как трактуют свои тексты священных писаний, могут обладать хоть какими-то жизненными принципами? Сомневаюсь. Я тоже вряд ли буду образцом морали и нравственности, вот только я обладаю, по крайней мере, одним принципом – живи и не мешай жить другим. И я не впихиваю терпимость и всепрощение в голову окружающих, словно старшеклассник свой вонючий член в подружку-девственницу из шестого класса. И самому мне от осознания этого даже становится как-то легче на душе. Вот только еще немного выпить обязательно нужно. Иначе я так и не перейду из одного состояния в другое и буду вечно скитаться по долине смертной тени собственных сомнений и убоюсь зла.
Рядом с лифтом к стене прикреплен листок с отчаянной надписью шариковой ручкой «МУДАК ИЗ БАНКА АВАНГАРД – ПРЕКРАТИ ПИСАТЬ НА СТЕНАХ!» Люди устали от произвола, но всем плевать. Некоторые понимают только физическую силу, а другие – те, кто берут гору кредитов, с которыми не могут справиться, – не понимают вообще ничего.
На третьем этаже нараспашку открыта дверь. Когда я делаю шаг в сторону раздолбанного дверного проема, меня едва не сносит дикий ураган из концентрированной вони – и это несмотря на то, что я уже изрядно накачался по дороге домой. Я видел тех алкоголиков, что живут здесь, эпизодически. Странные, сумеречные существа: усатый дед с парализованным наполовину лицом; странная, медленно передвигающаяся по лестницам вверх-вниз женщина-зомби; лысый и совершенно беззубый мужик – самый веселый из этой компании. Был там кто-то еще. И было множество гостей, один из которых как-то случайно ломанул на шестой вместо третьего и был выброшен мной на лестничную клетку, а затем отправлен кубарем вниз по ступенькам – на нужный этаж. Как-то раз эту дверь вышибали вечером правоохранители, и с тех пор ее косяк частично выломан, а сверху торчат электрические и телевизионные провода с общей раздачи.
Читать дальше