Джиллиан Макаллистер - Все, что вы скажете [litres]

Делаю два глубоких вдоха и понимаю, что пришло время перенестись в «После».

– Я убила человека.

И затем рассказываю ему обо всем.

Он говорит, что ему нужна ночь, чтобы все обдумать. Это в его стиле. Я останавливаюсь в отеле. Последняя ночь моей свободы.

Следующим утром он присылает мне сообщение, и мы встречаемся в холле отеля.

– Рассказать, что случилось с папой? – спрашивает он.

Любой может нас услышать, но кажется, Рубена это не волнует.

– Он протянул ко мне руку, пока мама делала массаж сердца. Скорая помощь была в пути. И я был так напуган этой рукой… Думаю, он знал, что умирает. И тогда я оставил его и ушел ванную, а когда вышел, его уже не было с нами.

– Ох…

Он кивает.

– Но теперь я понимаю желание убежать. Понимаю тебя.

– Я больше не убегаю.

– И даже не прячешь штрафы под кроватью? – спрашивает он с едва заметной улыбкой.

– Нет. – Мы замолкаем, глядя друг на друга. – Хотела бы я, чтобы этого никогда не происходило. Я не знаю, где бы я была сейчас, если бы всего этого не произошло, но…

Рубен поднимает взгляд на меня.

– Со мной, – говорит он просто. – Ты была бы со мной.

Мы долго смотрим друг на друга. Конечно, так и бы было. Мы бы никогда не расстались, никогда. Он молча подходит и прижимает меня к себе.

Стараюсь отстраниться от него, но не могу. Не хочу.

– Я должна сказать им. Сознаться, отправиться в тюрьму. Возможно, пожизненно или лет на пятнадцать, – бормочу я.

Но, может быть, есть альтернативное наказание. Я больше не могу ходить без одышки. Я не могу иметь детей. Я провела два года в одиночестве, в ссылке. Может быть, есть и другой путь, и он здесь, с этим мужчиной, который меня любит. Я могу выбрать счастье, принять его. Вернуться к Рубену, вернуться к жизни.

Рубен прижимает свой длинный, теплый палец к моим губам. Я чувствую запах его тела, который почти забыла.

Мы оба плачем.

– Ты знаешь, во что я верю больше всего? – шепчет он мне на ухо.

– Во что?

– Во вторые шансы.

Не знаю, что он имеет в виду – мое преступление или нас и нашу совместную жизнь, но внезапно он целует меня, и мне становится все равно.

– Я прощаю тебя. Я хочу тебя простить и прощаю, – говорит он спокойно.

Я подхожу к книжному магазину и сразу же вижу его сквозь освещенную витрину: в белой рубашке, рукава закатаны выше локтей. Как же я скучала по этим рукам, веснушкам, этим предплечьям, покрытым рыжими волосами. По тому, как он стоит, я могу с уверенностью сказать, что он читает то, что ему не нравится. Вечер пятницы в книжном магазине, за чтением чего-то, с чем он не согласен. Типичный Рубен.

Мы переписывались, не могли удержаться. Первое сообщение написала я. Отправила его и пошла в душ. Там меня и застал ответ от Рубена. На его сообщения был установлен специальный звук, так что я кинулась за телефоном, залив при этом пол водой.

Я был полным дерьмом. Всегда считал, что знаю все лучше всех, но это не так. Я разрушил твою жизнь из-за своих принципов. Но кажется, они исчезли в ту же секунду, как я сделал это. Они ничего не значили по сравнению с тем, что я потерял тебя. Важны люди, а не их убеждения. Я был не вправе осуждать тебя. Прости, что казался отстраненным, что выглядел смущенным. Я был плохо подготовлен, я не мог со всем этим справиться – в отличие от тебя. Я преклоняюсь перед тобой, Джо.

И тогда мы решили встретиться.

Я замираю, положив руку на круглую, прохладную ручку двери. Смогу ли я сделать это? Войти, сесть напротив мужа, поговорить? Сомненье длится лишь мгновение.

Я знаю, что он там будет, но все равно резко останавливаюсь посреди улицы. Он читает, сидя в кафе рядом с книжным магазином, и через два месяца после нашего воссоединения я все еще нахожу его вид захватывающим.

Он ждет меня. Эту пятницу мы собираемся провести за книгами и кофе.

Что-то в его жестах и позе заставляет меня замереть. Он улыбается. Еле заметной понимающей улыбкой. Той, которую он хранит только для меня.

Я замираю. Дверная ручка в моей руке холодная и влажная.

Я делаю глубокий вдох. Все еще держась за ручку двери. Он меня не заметил, я еще могу уйти. Мы еще не готовы, это неподходящее время. Ничего не изменилось, говорю сама себе. Он меня ненавидит. Он предал меня, посадил в тюрьму.

И все же изменения произошли, но я не знаю, какие именно.