Дэвид Балдаччи - Искупление

– Наверное, испугался?

От него не укрылось, что теперь она напряженно смотрит на свои руки.

– Мэри, лгать тебе не стану. Было неуютно . Но я получал профессиональную помощь и смог адаптироваться. Не скажу, что жизнь стала легче. Но я более-менее освоился, научился ею управлять. Чтобы жить по-своему.

– Думаю, для меня все будет несколько иначе.

– От наших с тобой бзиков никакого лекарства нет, хотя они совсем разные. Но каждый день наука движется вперед. Глядишь, лет через пяток создадут такое, что над нашими болячками впору будет посмеяться.

Мэри кивнула, но тревога с ее лица не сошла.

– Если я до этого доживу.

Декер протянул руку и ухватил ее за плечо.

Мэри от неожиданности вздрогнула. Амос Декер так никогда не поступал. И сам терпеть не мог, когда к нему прикасаются другие.

– У тебя есть Эрл, есть Сэнди. И я, чтобы помогать тебе со всем этим справляться.

– Ты ведь здесь больше не живешь.

– Кто сказал? Вот он я, здесь и сейчас. И все так же буду бывать наездами, ты ведь знаешь.

– У тебя здесь семья.

– А теперь будешь еще и ты.

Это заявление застало Ланкастер врасплох. Тихий всхлип сорвался с ее губ, а обе ладони, сухие и жаркие, стиснули ему предплечье; слезы безудержно катились по щекам.

– Амос, какой ты замечательный друг. А я, бывает, об этом и не вспоминаю.

– Ты столько лет меня терпишь, Мэри. Дольше тебя только Кэсси. Тебе за это впору вручить медаль. А я могу предложить единственно свою дружбу.

– Для меня она важнее любой медали.

Остаток пути они ехали молча.

Исправительный центр Трэвиса вырастал из земли Огайо, всем своим видом однозначно свидетельствуя – это тюрьма строгого режима: бетонные стены, колючая проволока, сторожевые собаки, снайперы на башнях.

Оставив машину на парковке, тройка визитеров прошла через зону секьюрити, но тут хляби небесные разверзлись таким дождем, что все трое сиганули под козырек административного здания. Нэтти договорился насчет допроса Карла Стивенса, и гостей проводили в комнату для посетителей.

Все трое – Декер, Ланкастер и Марс – были хорошо знакомы с тюрьмами по совершенно разным причинам. Свистки, окрики, густой телесный дух двух с лишним тысяч человек, скученных в помещениях, рассчитанных на половину этого числа, мешались с пестрыми ароматами всевозможной контрабанды, пронесенной из-за стен.

Они сидели за столом и ждали появления Карла Стивенса. Его привели неожиданно быстро, через несколько минут. Декеру он помнился высоким и тощим, с собранными в пучок сальными патлами и неряшливой бородой. Этот, которого привели, был в оранжевой тюремной робе и кандалах, одутловат и с мускулами как гантели. Голова выбрита, растительность на лице исчезла. Узловатые предплечья покрыты татуировками, которые продолжались на шее и затылке до самой лысины.

Сидящей за столом троице он оскалился улыбкой и уселся напротив; кандалы охранники закрепили в проушине на полу.

Затем конвоиры отошли в сторону, но продолжали бдительно наблюдать за происходящим с другого конца комнаты.

Стивенс с прищуром посмотрел на Декера.

– А я тебя помню. Декер?

Декер кивнул.

Затем сиделец обратился к Ланкастер:

– Ба! И тебя тоже. Блин. Твоими фокусами я тут и оказался.

– Нет, Карл. Фокусы были как раз твои. Здесь ты сидишь за убийство того парня.

– Фокусы-херокусы, – кривенько усмехнулся Стивенс и удостоил кислого взгляда Марса: – А тебя не знаю.

– Не знаешь, – подтвердил Марс.

– Тоже коп, что ли?

– Он нам помогает в деле, – пояснил Декер.

Стивенс продолжал глазеть на Марса.

– Ты по виду как будто тоже сидел.

– В Техасе не чалился, в одиночке? – поинтересовался Марс.

– Не-а. А чего?

– Не советую.

Стивенс возвратился взглядом к Декеру:

– Вам что из-под меня надо? Я в качалку шел, а меня завернули. Сказали, что гости видеть хотят.

– Извини, что прервали твои занятия, – сухо сказал Декер. – Мы хотели знать, снабжал ли ты субстанциями Митци Хокинс.

– Это еще кто?

– Дочь Мерила Хокинса.

Стивенс пожал плечами:

– Да мне поровну. Я много кого снабжал. – Он хохотнул. – Паспортов, сук им в дупло, не спрашивал.

Декер описал внешность Митци, чем снова вызвал у него усмешку:

– Ты меня за лоха держишь? Ты же мне сейчас нарисовал портрет любой шлюхи-кайфоманки, которой я давал ширнуться, курнуть или нюхнуть.

– Ну а Фрэнки Ричардс? Его ты помнишь? Ему было всего четырнадцать. Он погиб у себя дома вместе с отцом, сестренкой и человеком по имени Дэвид Кац. Все были убиты.