Дэвид Балдаччи - Искупление

Декер посмотрел удивленно:

– Ну ты даешь. Уж чего-чего, а поклонника «Моей прекрасной леди» я в тебе точно не подозревал.

– Черт возьми, Декер, кто как не я могу в это въехать. Мне приходилось переделывать себя каждую секунду каждого дня, когда я рос в Западном Техасе, а потом сидел в тюрьме. И когда из нее вышел.

– Вот те раз. Почему бы просто не быть самим собой?

– Легко тебе говорить.

Декер отстранился:

– А ведь, пожалуй, ты прав.

– Еще бы! Я ведь был звездой студенческого спорта. Весь этот чертов штат признавался мне в любви. Я был героем. Но боже упаси мне было сидеть за их столом. Или встречаться с их дочерьми.

Декер с внезапной остротой поглядел на неподвижную Рэйчел Кац.

– Постой. Дженни Маркс говорила, что Кац была для нее настоящим наставником. Показывала ей все тонкости ведения бизнеса.

– Да, я это слышал. И что?

– А вот что. Кац хотя и сказала, что ее не знает, но не могла ли она проделать то же самое… с Митци Гардинер?

– Опаньки. Ты думаешь, что Гардинер – это Хепберн?

– В таком случае Рэйчел Кац могла выступить в роли, сыгранной Рексом Харрисоном.

– Мы… У нас, э-э-э… Кажется, у нас проблема.

Декер смотрел на Брэда Гардинера – бледного, дрожащего на пороге своего дома. Дверь на стук он не открыл, а с силой размахнул наружу.

– Что за проблема? – жестко спросил Декер.

– Митци… Она… заперлась в спальне и не хочет открывать. И… и кажется, у нее там пистолет. Она угрожает застрелиться и убить любого, кто туда зайдет.

– В полицию звонили?

– Не… нет. Я не знаю, что мне делать.

– С ней в комнате кто-нибудь есть? Ваш сын?

– Нет, слава богу, он в школе.

– Еще кто-нибудь?

– Горничную я отправил, когда здесь началось .

– Почему вы дома в это время дня?

– Я забыл кое-что из бумаг. Вернулся за ними. И когда я попытался открыть дверь спальни, Митци на меня закричала.

– Понятно. Она там на каких-то веществах? Может, пила?

Гардинер, похоже, был на грани слез.

– Не знаю, ничего не знаю. Что, черт возьми, происходит?

– Проводите меня к спальне.

Декер последовал за ним по коридору, и вместе они подошли к двери.

– Дорогая, со мной здесь мистер Декер.

– Гони его на хер из моего дома! – завопила из-за двери Митци.

– Миссис Гардинер? – подал голос Декер.

В следующее мгновение оба отскочили: она выстрелила прямо в дверное полотно. Пуля прошла мимо и застряла в дальней стене.

– Господи Иисусе! – воскликнул Гардинер, упав на пол и дрожа всем телом.

Декер осмотрительно подобрался к нему.

– Какой у нее пистолет?

– «Зиг-зауэр». Я его ей купил. А выбирала она.

– Модель?

– Э-э…

– Живее!

– P 238.

– Как выглядит?

– Компактный. Можно носить в сумочке.

– Р 238, компакт, патрон девять на семнадцать?

– Да, точно.

– Магазин стандартный или увеличенный?

– Стандартный.

Декер кивнул:

– Вызывайте полицию, ждите у входной двери.

– Что вы там вдвоем делаете? – крикнула Митци, и в дверь жахнул еще один выстрел.

Растерянно оглянувшись на дверь, Гардинер подчинился и, пробравшись по коридору на четвереньках, опрометью кинулся за угол. Декер выпрямился и, держась от двери в сторонке, сказал:

– Митци, это Амос Декер.

– Я сказала, пшел вон из моего дома, ублюдок.

– Нам нужно поговорить.

– Ты разрушил мне жизнь. Тебе мало? О чем еще нам можно говорить, говнюк ты сраный!

– Как же я это сделал?

Еще одна пуля пробила дверь и впилась в противоположную стену сантиметров на тридцать ниже двух других.

– Ты прекрасно знаешь как. Ты просто… Тебе просто край как надо было разворошить все то дерьмо, да? Столько уже времени прошло. Но тебе наплевать, как это может отразиться на людях. Как может повлиять на меня! Подонок, мразь! – взвизгнула она.

Снова выстрел. Удар в дерево заставил Декера поежиться, но с места не сдвинул.

– Это не входило в мои намерения.

– Не смей меня дурить, подлюка. Именно этого ты хотел!

Она выстрелила еще раз, и в двери образовалась солидная брешь из-за куска, выщербленного несколькими отверстиями.

– Послушай, если ты прекратишь стрелять, мы сможем поговорить.

– Разговаривать с тобой я не буду. Я собираюсь убить себя.

– Зачем все это?

– Потому что жизнь моя кончена!

– Твой муж так не считает. Твой сын тоже.

– Не смей говорить о моем сыне, мерзавец! Он единственное хорошее, что у меня было в моей гнусной потуге на жизнь.

– Значит, нам нужно поговорить о нем, если ты безжалостно задумала оставить его без матери.