Стейнар Браги - Ката

Когда звонил телефон, Ката отвечала только на звонки со знакомых номеров и совсем не отвечала на многочисленные и-мейлы с приглашением дать интервью телепрограмме «Прожектор» или газетам «Моргюнбладид», «Де-Вафф» [7] Одна из крупных исландских газет, отдающая предпочтение сенсационным материалам. или каким-нибудь журналам. Она еще согласилась бы на это, если б в ее «капитуляции» было что-то геройское, если б она была похожа на движение по тернистой, но верной дороге к самосовершенствованию, – но ведь это было не так. И ей просто хотелось, чтобы ее оставили в покое.

По утрам Тоумас ходил в бассейн, после обеда – играть в снукер или гольф, а в промежутках садился в каком-нибудь кафе в центре и ел ланч. По вечерам же запирался у себя в кабинете, где в последнее время также взял манеру ночевать. Казалось, между ними установилось молчаливое согласие: нижний этаж принадлежит ей, верхний – Тоумасу. Единственной причиной, отчего он все еще не выходил на работу, был страх: а что подумают другие? Чтобы поскорее вернуться к себе в больницу и сохранить самоуважение, когда он вновь приступит к операциям, Тоумас дважды в неделю посещал психотерапевта, которого рекомендовал ему кто-то из хирургического отделения. Он ничего не желал так страстно, как работать: тщательно вымыть руки, облачить их в латекс и оперировать, говорить: «зажимы», «скальпель на 10», «скальпель на 12», «расширитель грудной клетки», «пилу». Слиться с жесткими стерильными рамками операционной, оставив самого себя за дверью.

Однажды Ката налила себе кофе, включила погромче веселенькую радиостанцию «Бильгья» [8] Радиостанция, транслирующая популярную музыку. , которую раньше не слушала, и принялась драить квартиру, протирать полки, стены и дверные косяки, пылесосила, мыла полы – и даже прибралась в кабинете у Тоумаса. А комнату Валы не тронула: когда-нибудь она вынесет оттуда все вещи, но не сейчас.

Когда Ката закончила уборку, ей показалось, что она не вынесет распирающей ее радости, – и вдруг почувствовала отчаянную необходимость поговорить с кем-нибудь. Ей вспомнилась ее подруга Кольбрун, с которой Ката уже несколько лет не виделась – она уже не помнила почему. В мгновение ока нашла ее в Интернете и оседлала городской телефон.

– Хочу измениться, – сказала Ката, как только подруга ответила ей. – Поможешь мне? Как тогда?

Они познакомились на последнем году́ учебы в колледже, на вечеринке у общей подруги. Ката была малообщительной, одевалась скромно, глаза подкрашивала скупо, – в то время как Кольбрун была болтливой, активно жестикулирующей «королевой красоты» художественного отделения Хамрахлидского колледжа, которая напивалась до бесчувствия, рыдала, размазывая тушь по всему лицу, задирала юбку на голову, а переспала со столькими, что уже и сама сбилась со счету. Но в тот вечер они нашли общий язык: на вечеринке кто-то упал на стеклянный столик и порезал себе шею, и они, в конце концов, случайно оказались вместе перед входом в отделение «скорой помощи», на лужайке – и там рассказывали друг другу то да се, о чем раньше никто не знал. Целых четыре года Ката только и знала, что корпеть над учебниками, полагавшимися по программе естественно-научного отделения Рейкьявикского колледжа (а родители только и знали, что поощрять это), но постепенно это изменилось. Кольбрун обладала умением отрывать ее от книг и побуждать расслабляться, флиртовать с парнями или отрубаться где-нибудь в углу на танцах.

Они проговорили целый час, ни на минуту не замолкая; а иногда даже говорили одновременно или смеялись так сильно, что у Каты начинали болеть уши. Кольбрун сказала, что звонила ей перед похоронами, и они перекинулись парой слов на поминках. В конце концов, решили встретиться в ресторане на следующей неделе (хотя было ясно, что до встречи так и не дойдет) и распрощались.

Ката не помнила, чтобы на поминках она с кем-нибудь разговаривала. И как ни старалась, не могла вспомнить первые дни после исчезновения Валы. Очевидно, она пережила сильное потрясение – но не так, чтобы от этого перемениться: по всем остальным признакам Ката выглядела, как всегда – совсем как ее пациенты в больнице, и ничто не свидетельствовало о том, что она позабудет все свои мысли, все события и движения. И все же случилось именно так.

Окончив телефонный разговор, Ката бродила по гостиной, открывала ящики, где хранились подставки под стаканы, кольца для салфеток и сервизы для званых обедов, которые они никогда не проводили, – а затем села у стола и огляделась вокруг. Если все ее ощущения один раз уже стерлись начисто, то где гарантия, что и сейчас не произойдет то же самое и что через несколько дней или недель она уже не будет помнить ничего из этого дня? Уборка квартиры, радио «Бильгья», разговор с Кольбрун – все это так же быстро канет в никуда…