Валерий Бочков - Горгона

Старик оскалился. Засмеялся, шкодливо щурясь. Зубы были ровные и крупные, и чересчур белые.

— Там, в Кожухах, мы в бараках, от шинного, жили. За рекой, где парк сейчас. Настя, она на шинном горбатилась. Который сгорел, помнишь?

Я не помнила. В комнате воняло озоном, наконец до меня дошло — озоном. И ещё тут было дико холодно.

— Гопотой, мелкой, коневодил Фока. Колька Фокин. Брат Колькин за грабёж срок мотал, а батю под зелёнку подвели. За мокряк, по рупь сорок пять. Фока, короче, масть за родню держал. По мизерам бакланил, понятно, — лабаз на уши поставить, лебедей замочить. Или лаврушников с рынка придавить…

Половины слов я не понимала. Зачем он всё это рассказывает? Над кроватью висела картина, большой квадратный холст в чёрных кляксах, вроде Джексона Поллока. Неожиданный выбор, я бы скорее предположила тут копию Шишкина в золотом багете. Или фальшивого голландца с кубком, виноградом и спиралью лимонной кожуры на мятой скатерти. Абстракционизм — надо же… Старик неожиданно хлопнул ладонью по подлокотнику.

— Ты слушай! Аккуратно слушай, говорю! — он подался вперёд. — Стоит тут, мандой мух ловит! Думаешь, хохлому тебе рисую? Погоди-погоди, одно к другому, как колечки в цепочке — обомлеешь! Слушай!

Он сцепил пальцы, изображая кольца. Или цепочку — не знаю.

— Сморкач я был, сявка. Шкет. Во дворе дразнили и в школе. Бяша — кличка. Колотили тоже. Заведут за гаражи и вкруговую молотят. Пока не упаду. Я тогда на подхвате у Фоки шестерил, на атасе постоять или залупнуться к кому-то. Курева там стрельнуть или мелочишку — ливер давил, короче. Упросил Фоку обидчиков наказать, которые меня мордовали. Фока — без проблем, говорит, поставим банки твоим бекасам. Только вот, Бяша, мне какой подогрев от тебя будет?

Старик продолжал говорить. Рассказывал увлечённо, слишком увлечённо — с болезненным азартом. Блатной жаргон превращал его историю в какую-то воровскую байку, почти выдумку, имеющую такое же отношение к реальной жизни как, допустим, «Калевалла» или сказки братьев Гримм. Дальнейшие события развивались так: Фока с парой товарищей накостылял обидчикам Бяши и в знак благодарности получил свидание с его сестрой. Правда, она обо этом не догадывалась: Бяша среди ночи впустил пацанов и они, угрожая финкой, изнасиловали сестру втроём — «залохматили босявку ромашкой».

Брат наблюдал, спрятавшись за занавеской. Изнасилование длилось почти два часа. Именно тогда Бяша узнал и про подсолнечное масло, и про анально-вагинальное совокупление одновременно с двумя партнёрами, но, главное, про удивительное — гипнотическое — действие простого ножа на жертву. Кусок обычной заточенной стали, приставленный к горлу, превращал человека в смирное и очень послушное существо.

После Фока с пацанами пошёл пить водку. Позвали и Бяшу. Когда он вернулся домой под утро, сестра уже задохнулась. Она повесилась на трубе горячего отопления, которая шла под потолком.

За несколько лет из уличной шпаны Фокина ватага превратилась в шайку уголовников средней руки. Фока теперь контролировал Кожуховский рынок, его братва грабила в Южном порту на автомобильной толкучке. Чистили окрестные магазины. Фока платил местным ментам, платил щедро и справно. По его делам сажали залётных урок или следствие прекращалось из-за недостатка улик.

Семнадцатого апреля во время ограбления магазина «Аметист», ювелирного на Нагатинской, Фока застрелил кассира и шофёра инкассаторского фургона. Стрелял Фока не ахти: одна из пуль попала в случайного иностранца, который оказался профессором Колумбийского университета и направлявшегося в Коломенское с целью посещения Церкви Усекновения Главы Иоанна Крестителя. Когда приехал наряд милиции, профессор уже умер, а грабители успели скрыться с места преступления.

Опрос свидетелей ничего не дал: нападавших было пятеро, на лицах — детские картонные маски — Винни-Пух, Пятачок, другие персонажи мультфильма. Такие маски продавались в каждом детском универмаге. Винни-Пух и Ослик были вооружены пистолетами, стрелял только Винни. Он же, похоже, руководил ограблением.

Дело передали на Петровку. Ну как же — американец, к тому же профессор. Через неделю к следствию подключили Лубянку. Кожуховские менты предупредили Фоку — мол, атас цинкует, контору пучит. Фока лёг на дно — перебрался в Катуар к куму покойного бати. Своей братве Фока раздал бабло и приказал сидеть мышью.

Но сидеть мышью Бяша не собирался, у Бяши был другой план. Рано утром в понедельник он доехал на метро до Маяковки, оттуда переулками пробрался к Петровке. Найти нужный адрес труда не составило — серый домище вытянулся на целый квартал. Бяше казалось, что за ним следят. Он долго выжидал в телефонной будке, разглядывая прохожих. Наконец решился.