Максин Чан - Восьмая личность

Сейчас Пой-Пой превращается в парикмахера. Она командует так же, как командовала бы какая-нибудь мама.

— Сиди спокойно, вот так. Не глупи! Ш-ш-ш. Ānjìng! Да, тихо. Делай, как я сказала, ясно? Ты уже большая девочка.

Она пальцами изображает ножницы. Чик. Чик.

— Ну вот, — говорит она, расчесывая похожие на проволоку светлые волосы куклы. — Wánshàn!

Мне хочется сказать ей: «Не старайся быть wánshàn. Совершенство — это миф. И сокровище, между прочим, вырастает из унции несовершенного дыхания».

Мы с Эллой протискиваемся мимо недавно привезенных коробок, составленных у нижней ступеньки лестницы — штабель опасно кренится, и это заставляет подрагивать мое обессивно-компульсивное расстройство, — и направляемся к Навиду. Он сидит на шоколадном кожаном диване, его взгляд прикован к игровому шоу, на коленях стоит миска с солеными сушеными сливами. Сейчас бледные бархатные шторы сдвинуты. Комната заставлена коробками с косметикой, одеждой, различными фенами и тепловыми пушками, везде лежат стопки журналов.

Навид смотрит на нас, жуя сливу, машет рукой и снова поворачивается к выстроившимся в линию возбужденным участникам — их пальцы лежат на кнопках, взгляды прикованы к вращающемуся колесу.

Элла делает шаг вперед.

— Шон сказал передать тебе вот это, — говорит она. — Это выручка за неделю.

— Хорошая девочка, — говорит Навид, протягивая пустую ладонь и не отводя взгляд от экрана.

Элла, как пирожное, кладет на его руку конверт из плотной бумаги.

Он пересчитывает деньги и выдает ей хрустящую пятидесятку. Элла складывает купюру и убирает в сумочку. Меня тошнит от того, с какой готовностью и легкостью она взяла деньги. Элла перехватывает мой неодобрительный взгляд и отворачивается. Скрежет молнии на ее сумке заставляет Навида снова повернуться к нам. Он улыбается, словно знает, как сильно она жаждет его денег. Затем он переключает свое внимание на меня. Я делаю вид, будто не замечаю этого и принимаюсь рыться в своей сумке. Подняв голову, я обнаруживаю, что он все еще смотрит на меня, на мои запястья — я решаю, что он ищет следы преступления с рогипнолом. Я поглаживаю запястья — мне хочется, чтобы он задал вопросы. Знает ли он, что случилось со мной в гардеробной? Обсуждал ли он это с Типом в сером костюме? Веселились ли они по этому поводу?

Его взгляд вызывает у меня такую злость, что я вынуждена отвернуться.

— Где Кесси? — спрашивает Элла.

Он бросает в рот еще одну сливу и указывает на потолок:

— Наверху.

Когда мы собираемся уходить, он встает и хватает меня за руку.

— Что случилось на днях? — спрашивает он, подтягивая меня к себе. — Он нанес тебе увечья?

Я не отвечаю.

Он вскидывает голову так, будто ему в шею попали пули.

— Я не потерплю, чтобы моим девочкам причиняли вред.

— Я не ваша девочка, — говорю я, излишне поспешно, наверное.

Он выпускает мою руку, гладит меня по горящей щеке.

— Ведь ты здесь, не так ли? — говорит он, обнимая меня за талию. — А это значит, что ты моя девочка.

Элла трижды пожимает мне руку.

«Подыгрывай», — шепчет Раннер.

Пауза.

Я обуздываю то, что творится у меня внутри, и киваю. Ухитряюсь улыбнуться.

— Вот и хорошо, — говорит он, опять садясь, — а теперь помоги Кесси.

Луноликая девочка с прямой челкой проходит мимо нас, одной рукой придерживая края шали. В другой руке у нее косяк.

Оборачиваясь, я вижу, что она сворачивается возле Навида как собачка. И шаль уже не скрывает ее молодое, гибкое тело и совершенные плечи. Она смотрит на него снизу вверх, у нее божественной красоты щеки и вращающиеся глаза.

— Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает она у него.

— Может быть, — говорит он, поглаживая ее по спине, словно читая по книге Брайля.

Его лапы медленно движутся по ее телу. И в конечном итоге обхватывают ее молодые, wánshàn груди.

Я чую аромат дорогих духов, смешанный с запахом пота: Эми моет окна, Аннабела, вернувшаяся в стойло, пылесосит ковер, а Кесси, склонившись над придвинутым к стене матрасом, стелет простыню. В центр комнаты поставили низенький столик, на нем — красивая лампа с бахромой. Я подсчитываю:

5 спален:

4+4+4+2+1=15 матрасов

Всего 15 девочек; или больше, если они делят спальное место.

— Привет! — говорю я.

Кесси оборачивается, жир на ее предплечье болтается, как флаг.

— Nǐ hǎo! — Она улыбается и плюхается на кровать. — Сюда едут еще девочки, — говорит она, ковыряя ноготь на ноге. — Тао сказал, они хорошие девочки. Очень красивые.