Максин Чан - Восьмая личность

— Помееедленнее, — говорит она, забирая ложку, — вот так.

Я делаю, как сказано, и мешаю. Мееедленно.

Она обнимает меня, стоя за спиной. Она прижимается ртом к основанию моей шеи, как мама-кошка, собирающаяся взять котенка за шкирку.

— Спасибо, — шепчет она.

Я даю Анне понять, что ценю ее усилия. Все это являет собой разительный контраст с тем временем, когда мой отец ушел и надобность в семейных ужинах отпала. Экзотический тажин уступил место салатам, сделанным на скорую руку. Я понимала почему. Она злилась. И страдала от боли. Поэтому я старалась быть как можно более незаметной, после школы ела вне дома, обычно у Эллы или в клубах. Везде, куда пускали несовершеннолетних попрошаек.

Стук в дверь.

— Иди открой, — приказывает Анна, снимая с себя фартук. — И не забудь поблагодарить его.

— За что?

— За фотоаппарат!

Я иду к входной двери и отпираю замок.

— Здравствуйте, проходите. — Я раздвигаю губы в сияющей съемной улыбке.

Рей взволнован. Подозреваю, знакомство с падчерицей своей пассии его нервирует.

Я вижу, что его черные волосы стали жесткими от холода, на его руках — толстые серые варежки. На мой взгляд, странно, что взрослый мужчина носит варежки.

«Мужчина-ребенок», — говорит Раннер.

На секунду я задаюсь вопросом, а не протянута ли у него через рукава тесемка, чтобы не потерять варежки, и не пришита ли к воротнику бирка с именем.

С все с той же съемной улыбкой я принимаю у него пальто и вешаю на крючок в передней, тайком проверяя, нет ли там тесемки и бирки.

«И все равно он мужчина-ребенок, — хмыкает Раннер, когда я не нахожу ни того, ни другого. — Взгляни на кроссовки!»

— На улице холодно, — говорит Рей, пихая мне букет розовых роз так резко, что цветы ударяются о мою плоскую грудь. — Надеюсь, они ваши любимые.

Тронутая, Долли выпрыгивает на Свет и обнимает Рея.

— Спасибо, — говорит она, сжимая его. — Они прекрасны. Ой, и еще спасибо за фотоаппарат.

Анна бросается на помощь Рею и отдирает от него Долли.

— Проходи-проходи, — скороговоркой говорит она, закрывая дверь, о которой я совсем забыла.

Рей вытирает ноги.

— Ты потрясающе выглядишь, — говорит он, разглядывая Анну.

На ней черное облегающее платье, ее талию обхватывает тоненький ремешок из змеиной кожи. Пряди светлых вьющихся волос красиво обрамляют лицо. Губы и щеки подкрашены розовым. Каблуки подчеркивают изящество обтянутых чулками щиколоток.

— Спасибо, — говорит она, целуя его в губы, — ты тоже отлично выглядишь.

Я отвожу взгляд.

Долли хихикает.

Онир опускает глаза и поводит соблазнительным плечиком.

Раннер зорко наблюдает, ее губы раздраженно искривлены, а Паскуды выпучили красные глаза. Под их черными капюшонами царит настороженная тишина, она заставляет меня зябко ежиться, несмотря на то что в помещении тепло.

— Поставлю цветы в вазу, — говорю я, отправляя Долли обратно в Тело.

— Она под мойкой, — напоминает Анна.

Раннер отдает честь и щелкает каблуками.

«Рей похож на огромный идеальный персик!» — говорит Долли, сидя на краю Гнезда, свесив ноги.

Анна занимается ужином, а мы с Реем устраиваемся за столом в столовой. Белая хлопчатобумажная скатерть, мятая из-за того, что ее пересушили, закрывает накопившиеся за долгие годы царапины и следы от воды на столешнице.

Мы по очереди проявляем вежливость, задавая однообразные вопросы о рождественских праздниках, о работе и о том, чем занимались весь день.

«Валялась в кровати, притворялась больной», — с презрительным фырканьем говорит Раннер.

Долли выпрыгивает из Гнезда и, расталкивая локтями Раннер и Онир, устремляется вперед.

«Алексе плохо! — говорит она. — Взгляните на ее запястья. И у нее болит между ног».

«Она это заслужила», — шипят Паскуды.

Я смотрю на свои запястья — они никуда не делись, эти страшные ссадины. Они служат мне напоминанием и болят. Я натягиваю вниз рукава.

Рей откашливается.

— У меня хорошая новость, — говорит он, выпячивая грудь, как откормленный фрегат. — Меня повысили. До регионального менеджера.

— Мои поздравления! — восклицает Анна, тянется к нему и целует в макушку. — Я горжусь тобой.

«Видишь, мужчина-ребенок…»

«Все ясно! — кричу я. — Раннер, я все поняла, поэтому заткнись, черт побери!»

Я чувствую, как меня задевают слова Анны. Это не кровоточащий укус бешеной собаки, а просто укол клыком. В сердце. Анна редко хвалит меня, тем более за успехи в работе.

Меня охватывает ревность, и я тут же отгоняю ее, пиная себя в икру — от старых привычек трудно избавиться.