Максин Чан - Восьмая личность

«Не каждая женщина бросает тебя», — говорит Раннер, и ее глаза становятся влажными.

Дым от ее сигареты поднимается к небу, как птица. На мгновение я представляю свою маму — еще нет никаких признаков того, что она собирается покончить со своей жизнью. Мы с ней сидели за кухонным столом и раскладывали между страницами толстых книг полевые цветы, что мы нарвали по дороге из школы. Она раскладывала в телефонный справочник, я — в Гидеоновскую библию [21] Бесплатная Библия, распространяемая евангелической организацией США «Гидеонс интернэшнл». .

Вспышка.

— Вот этот очень красивый, — говорит мама, поднимая свежий лютик и поднося его к моему лицу.

— Вижу, цветочек тебе нравится. — Она улыбается.

— Дай мне, — говорю я.

Она отдает мне желтый цветок и вскидывает голову.

— Тебе тоже нравится, — говорю я, радуясь тому, что я такая же, как она.

Вспышка.

Она берет меня за руки.

— Всегда помни, какая ты и кто ты есть, — говорит она.

— Не понимаю, — отвечаю я.

Она целует мои руки. Ее взгляд мечется по какой-то невидимой линии, протянувшейся к открытой двери в столовую.

— Твой папа хочет, чтобы мы вели себя определенным образом, любили то, что любит он, — шепчет она.

— Как ведут себя хорошие девочки? — спрашиваю я, надавливая на книгу, в которой спрятан лютик. Расплющенный.

Я вижу, как по ее щеке стекает одинокая слеза.

— Мама? — говорю я.

Вспышка.

— Ты и в самом деле хорошая, — наконец говорит она, ее взгляд возвращается ко мне. — И ты должна всегда помнить и об этом.

Вспышка.

Робин наклоняется и целует меня в шею.

— Если ты не позвонишь мне, я пойму, — говорит она. — Но если позвонишь, готовься… к чему-то ошеломляющему. К чему-то настоящему.

Я смотрю в сторону. Ее слова распаляют. Во мне расправляет крылья птица, и я боюсь, что если она подлетит к солнцу слишком близко, то опалит крылья и погибнет.

— Сколько времени ты потеряла?

— Пару часов, — отвечает она, расправляя ковер между нами. — Может, четыре, максимум пять.

— Ты собираешься снова встречаться с ней?

— Не знаю, может быть. — Она пожимает плечами, глядя на двух ссорящихся пациентов в саду. — Но Раннер, думаю, будет.

— А ты? — спрашиваю я.

— Она очень мила. — Она снова пожимает плечами. — Но…

— Но? — Я внимательно слежу за ней.

— Не знаю, — говорит она, — что-то боязно.

— Почему?

Молчание. Она отводит взгляд. Отказывается удовлетворить мое любопытство.

Сегодня она пришла на пятнадцать минут раньше. Застала меня как раз в тот момент, когда я, грезя наяву с куском вяленой говядины, вышел из-за угла. Застигнутый врасплох, я спрятал мясо за спину, словно воришка. Зачем кому-то, особенно моим пациентам, знать, что я завтракаю нездоровой едой.

— Я рано! — Ее голос звучал радостно. — Жду здесь назначенного часа. Границы! — Она подмигнула.

Я улыбнулся.

— Скоро увидимся, — сказал я, закрывая дверь кабинета.

Сегодня ее волосы распущены. Поверх бледной блузки на плечи наброшен пуловер, поверх трикотажных лосин надета коротенькая джинсовая юбочка. На руках позвякивают браслеты всевозможных форм и расцветок. Эксцентричный у нее вид, думаю я. Странный. Я задаюсь вопросом, кто сегодня утром выбирал этот наряд, потом решаю, что выбор был сделан несколькими идентичностями, причем каждая из них не могла определиться или боролась с другими за право голоса. Я представляю, как они, Стая, дерутся за власть, будто враждующие сестры.

Мы сидим в молчании, и я языком выковыриваю кусок говядины, застрявший между передними верхними зубами, и гадаю, осознает ли Алекса, что ее страх перед интимной близостью связан с самоубийством матери. Понимает ли она, что ночь с Робин сбила ее с курса и что ее тоска станет невыносимой.

Она ерзает в кресле, одергивает юбочку.

— Извините меня за прошлый сеанс, — начинает она.

Пауза.

— За что конкретно?

— За то, что так близко подошла к вам. Я растерялась. Простите.

— Границы важны, они…

— Знаю, — перебивает она твердым голосом. — Вы говорили это раньше.

— Они обеспечивают нашу безопасность, — заканчиваю я.

Она смотрит на ковер, судя по всему, ей стыдно.

— Каждый раз, когда кто-то показывает мне, что я ему небезразлична, — говорит она, — я начинаю думать, что должна переспать с ним, хотя и понимаю, что это ошибка.

— Ты чувствуешь себя обязанной этому человеку?