Харлан Кобен - Не говори никому. Беглец

— Несомненно.

Карлсон повертел конвертом:

— Даже после того, как прочитали это?

— Да.

— Тот факт, что большинство увечий нанесено после смерти жертвы, вас не смущает?

— Успокаивает, — ответил Паркер. — Значит, моя дочь меньше мучилась.

— Я не об этом. Я об уликах против Келлертона.

— В описании вскрытия я не вижу ничего противоречащего обвинению.

— Случай не похож на остальные.

— Различия объясняются физической силой моей дочери.

— Не понял.

— Я знаю, что Келлертон наслаждался муками своих жертв, — начал объяснять Хойт. — И клеймил их, когда они все еще были живы. Мы предположили, что Элизабет пыталась вырваться или хотя бы защититься. Нам кажется, она отбивалась от него. И, пытаясь совладать с девушкой, он не рассчитал силы и убил ее. Это объясняет ножевые раны на ее руках. И то, почему клеймо было посмертным.

— Ясно.

Неожиданный хук слева. Карлсон едва устоял на ногах. Хорошее, да что там хорошее — прекрасное объяснение. Полное здравого смысла. Даже слабая жертва может доставить преступнику массу неприятностей. Объяснение Паркера сводило концы с концами. Хотя не совсем.

— И как же тогда вы объясните результаты анализа на наркотики?

— Никак, — ответил Хойт. — Вы же не просите жертву изнасилования рассказать, как складывались ее отношения с мужчинами до того, как она стала жертвой. Была моя дочь наркоманкой или нет — это к делу не относится.

— Так все-таки была?

— Не важно.

— В расследовании убийства не бывает ничего не важного, и вы это знаете.

Паркер сделал шаг вперед.

— Поосторожнее, — предупредил он.

— Вы мне угрожаете?

— И не думал. Просто предупреждаю, чтобы вы не торопились снова вытаскивать на свет дело об убийстве Элизабет.

Прозвучал финальный гонг. Противники стояли друг напротив друга, ожидая результатов матча, которые в любом случае никого не устроят, как бы ни старались судьи.

— Если это все… — сказал Паркер.

Карлсон кивнул и сделал шаг назад. Хозяин дома взялся за дверную ручку.

— Хойт!

Тот обернулся.

— Я не поверил ни единому вашему слову. Это так, для общего сведения, — объяснил Карлсон. — Ясно?

— Как божий день, — ответил Паркер.

Шона вошла в квартиру и повалилась на свой любимый диван. Линда присела рядом и похлопала себя по коленке. Шона склонила к ней голову и закрыла глаза, а Линда начала тихонько перебирать ее волосы.

— Как Марк? — спросила Шона.

— Нормально. Расскажешь, где была?

— Долгая история.

— Я здесь весь день сидела и ждала новостей о брате.

— Бек мне звонил.

— Что?!

— Он в безопасности.

— Слава богу!

— И не убивал Ребекку.

— Я знаю.

Шона повернула голову и подняла на подругу глаза. Та подозрительно моргала.

— Все будет хорошо, — сказала Шона.

Линда кивнула, отвернувшись.

— Что случилось?

— Те фотографии сделала я, — прошептала Линда.

Шона резко села.

— Элизабет пришла ко мне на работу, вся в синяках. Я хотела отвести ее к врачу. Она отказалась. Попросила только ее сфотографировать.

— Так это что, не была автомобильная авария?

Линда отрицательно покачала головой.

— Кто же ее избил?

— Элизабет заставила меня пообещать, что я никому не скажу.

— Ага. Восемь лет назад, — хмыкнула Шона. — Давай рассказывай.

— Все не так просто.

— Догадываюсь. Кстати, почему она пришла именно к тебе? И почему вы решили, что эти снимки могут защитить…

Голос Шоны увял, она смерила Линду жестким взглядом. Та и глазом не моргнула, но Шона вспомнила, что сообщил ей в подъезде Карлсон.

— Брэндон Скоуп, — тихо сказала Шона.

Линда молчала.

— Это он избил Элизабет. О господи, неудивительно, что она прибежала к тебе. Она хотела сохранить все в секрете. Я или Ребекка, мы бы заставили ее пойти в полицию. Но не ты.

— Она заставила меня пообещать, — упрямо повторила Линда.

— И ты так просто согласилась?

— А что оставалось делать?

— Погнать ее в участок, хоть бы и пинками.

— Не все такие смелые и независимые, как ты, Шона.

— Ой, только не морочь мне голову.

— Элизабет не хотела идти в полицию, — настаивала Линда. — Сказала, что ей необходимо время. Что нужно собрать побольше доказательств.

— Каких еще доказательств?

— Что он набросился на нее, наверное. Я не знаю. Она бы не стала меня слушать. Не могла же я тащить ее насильно.

— Конечно. Тем более что и не хотела.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?