Харлан Кобен - Не говори никому. Беглец

Призрак ответил после первого же гудка.

— Алло? — лениво протянул он.

— Ты где?

— Только что из Лас-Вегаса, сошел с самолета.

— Что-нибудь узнал?

— А как же!

— Я слушаю.

— В машине было трое.

Макгуэйн нервно заерзал в кресле.

— Кто еще?

— Маленькая девочка. Лет двенадцати, не больше.

Когда Крест подъехал, мы с Кэти были уже на улице. Она встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку. Крест взглянул на меня, вопросительно подняв бровь. Я нахмурился:

— Ты же собиралась ночевать у меня на кушетке…

— Я вернусь завтра. — С тех пор как прибыла корзина с фруктами, Кэти была сама не своя.

— Может, ты все-таки объяснишь, что произошло?

Она засунула руки поглубже в карманы и пожала плечами:

— Мне просто надо кое-что выяснить.

— Что?

Кэти отрицательно покачала головой. Я не стал давить. Она улыбнулась мне на прощание, и я запрыгнул в фургон.

— Кто она? — спросил Крест.

Я объяснил. Мы ехали по вечернему городу. За сиденьем лежали одеяла и пакеты с бутербродами для детей. Как и рассказы о пропавшей Энджи, они отлично помогали завязать разговор, и в любом случае у детей было что поесть и чем согреться. Я не раз наблюдал, как Крест творил настоящие чудеса, пользуясь этими нехитрыми средствами. В первый раз ребенок, как правило, отказывался от всякой помощи. Иногда даже ругался и вел себя враждебно. Но Крест не обижался — просто продолжал приезжать. Как он говорил, постоянство — ключ ко всему. Надо показать ребенку, что ты всегда на месте и готов помочь. И помогаешь независимо ни от чего, без всяких условий. Через несколько ночей он обязательно возьмет бутерброд, а потом и одеяло. И вскоре уже будет ждать, когда ты приедешь на своем фургоне.

Я протянул руку и достал бутерброд.

— Опять сегодня работаешь?

Крест наклонил голову и посмотрел на меня поверх темных очков.

— Нет, — буркнул он. — Просто сильно проголодался.

Некоторое время мы ехали молча.

— Слушай, Крест, до каких пор ты будешь ее избегать?

Он ткнул в кнопку радио и начал подпевать зазвучавшей песне. Потом неожиданно спросил:

— Ты сильно удивился, когда узнал, что у Шейлы был ребенок?

— Да.

— А ты бы удивился, если бы узнал такое про меня?

Я повернулся к нему.

— Ты не понимаешь ситуации, Уилл.

— Но я хочу понять.

— Давай-ка сосредоточимся на чем-нибудь одном.

На улицах в этот вечер было удивительно мало машин. Мы проехали почти через весь город и свернули на север по Гарлемской набережной. Заметив кучку детей под путепроводом, Крест остановился и заглушил мотор.

— Заодно и поработаем.

— Тебе помочь?

Он покачал головой:

— Я быстро.

— Бутерброды нужны?

Крест задумчиво оглядел свои запасы.

— Нет, у меня есть кое-что получше.

— Что это?

— Телефонные карточки. — Он протянул мне одну. — Я уговорил компанию «Телерич» пожертвовать нам больше тысячи таких. Детишки от них с ума сходят.

В самом деле: едва завидев Креста, дети так и кинулись к нему. Он знал свое дело. Я всматривался в их лица, пытаясь разделить общую грязную массу на отдельных индивидуумов с собственными желаниями, мечтами и надеждами. Выжить здесь непросто. И дело не столько в невероятной чисто физической опасности — с этим многие справляются. Главное, что разлагается и гибнет, — это душа, личность. Стоит разложению достигнуть определенного уровня — и все, конец.

Шейла выкарабкалась вовремя. А потом ее убили…

Я заставил себя встряхнуться. Сейчас не до того: надо сосредоточиться на работе. Работа поможет справиться с горем — пусть оно подстегивает, а не расслабляет. Надо делать свое дело. Ради Шейлы, как бы сентиментально это ни звучало.

Крест вернулся через несколько минут.

— Вперед и с песней!

— Ты не сказал, куда мы едем.

— Угол Сто двадцать восьмой улицы и Второй авеню. Ракель будет ждать там.

— А что там такое?

— Похоже на след, — улыбнулся он.

Мы свернули с шоссе и поехали через район новостроек. Я заметил Ракель за два квартала. Это было не трудно. Размером с небольшое государство, он напоминал экспонат в музее современного искусства. Крест замедлил ход рядом с ним и нахмурился.

— В чем дело? — спросил Ракель.

— Розовые туфли с зеленым платьем?

— Это же коралл с бирюзой! — возмутился Ракель. — А красный цвет сумочки их объединяет.

Крест пожал плечами и остановил фургон перед домом с потускневшей вывеской «Аптека Гольдберга». Только я вышел, как Ракель немедленно заключил меня в объятия, похожие на мокрые резиновые тиски. От него густо несло одеколоном.