Джо Лансдейл - Пойма

— Выбирай выражения, Мэй-Линн!

— Незачем мне выбирать выражения. Никогда бы такого о тебе не подумала. Я ведь тебя знала, когда мы оба были молодыми, Рыжий. Знала, что ты ходишь в пойму и носишь еду этой бедной старой негритянке, мисс Мэгги.

— Мы тогда были совсем ещё дети.

— Эта женщина тебя, Рыжий, считай, воспитала.

— Это была просто черномазая, которая работала на моего папу. А я и папиных собак подкармливал.

— Ты ведь знаешь, что она не только работала на твоего папу. Она тебя грудью выкормила. Ты играл с её детьми, как будто это была твоя родная кровь. Потом папа твой состарился и она тоже. Она была тебе почти что матерью. Большей матерью, чем твоя собственная мать. А папе твоему она была большей женой, чем твоя мать.

— Довольно!

Послышался глухой стук, как будто ладонью хлопнули по столу, потом стул отъехал назад. Я толкнул дверь и кинулся в дом.

— Всё хорошо, мама?

— Да, родной. Всё в порядке.

Рыжий стоял у стола и сжимал в руке свою шляпу. Лицо у него налилось краской, почти такой же яркой, как его волосы, колено выставилось вперёд, а носок сапога ковырял пол, который Рыжий не так давно нахваливал. Он свирепо зыркнул на маму.

— Ты стала совсем как Джейкоб, — выдавил Рыжий.

— И тебе повезло бы, будь ты на него похож, — сказала мама. — В тебе всегда что-то такое сидело, Рыжий. Не только из-за меня ты переменился, как говорят.

— Общение с тобой не пошло мне на пользу.

Рыжий посмотрел на меня. Надел шляпу, и рука его при этом дрожала.

— Были времена, Рыжий, когда я думала, что мне стоило бы поступить иначе, — сказала мама. — Накатывали такие вот мысли. Но давно уже пришла к пониманию, что я в этом ошибаюсь. И всё же я считала тебя, Рыжий, хорошим человеком. Теперь — уж и не знаю. Зато вот что знаю: Джейкоб в десять раз мужественнее, чем ты есть и когда-либо будешь.

Рыжий открыл было рот, будто хотел что-то сказать. Глянул на меня, и его пыл угас. Он легонько затрясся.

— Сказал бы я тебе кое-что.

— Сказал бы. Так ты и скажи, если надо. Я-то своё кое-что уже высказала, но есть ещё. Вижу, ты до сих пор носишь рубашки со спущенными рукавами.

У Рыжего пугающим образом дёрнулось лицо. Но это была просто судорога, и она в тот же миг закончилась.

— Ты передай Джейкобу мои слова, слышишь? Я его предостерёг. Выплатил свой долг.

— Если думаешь, что отдашь долг таким образом, то ты ошибаешься, Рыжий. Дай ещё кое-что скажу. Тоже предостерегу. Не смей больше приближаться к нашей земле. Слышишь?

— Слышу.

Рыжий двинулся к двери, обернулся на меня и на маму.

— Какой у тебя сынишка хорошенький, Мэй-Линн. И дочурка твоя, которая на улице, тоже замечательная. Такая невинная. Думаю, на тебя будет очень похожа. Уже лицом немного смахивает. Больно думать, что вы им внушаете, будто ниггеры — такие же люди, как мы. Это ничего им не принесёт, кроме горя, поставит их на одну ступень с черномазыми. И тебя саму тоже, Мэй-Линн.

— Хорошего дня, констебль, — отрезала мама.

Рыжий бессознательно провёл левой рукой по правому рукаву, вышел, не закрывая двери, сел в свой помятый чёрный «форд» и укатил.

Автомобиль уехал, а за ним взвился шлейф пыли и ещё долго висел в воздухе и не таял.

Мама заставила меня пообещать, что я не буду рассказывать папе о том, что приезжал Рыжий. Сказала, что хочет рассказать сама. Подобрать подходящие слова, чтобы папа не разозлился и не наворотил дел сгоряча. Меня это не слишком заботило. Папа порой бывал немного нетерпелив, как он злится, я тоже видал, но ни разу не помню, чтобы он сделал что-нибудь не то сгоряча.

Ночью я приник ухом к стене — послушать, что мама скажет папе про Рыжего, но шептались они так тихонько, что ничего было не разобрать, слышно было только, как поскрипывают пружины в кровати. Наконец меня одолел сон, а когда на следующее утро я проснулся, то лишь смутно припомнил, что видел во сне Человека-козла.

Был понедельник, и папе не нужно было ехать в парикмахерскую. Он уже встал, накормил скотину, и когда над вершинами деревьев, как желток из разбитого яйца, выползло солнце, а птицы подняли утренний гомон, разбудил меня, чтобы помочь ему притащить воды из колодца.

Мама хлопотала на кухне: топила печь, готовила к завтраку кукурузную кашу, свиной шпик и лепёшки.

Когда мы вошли на кухню, мама улыбнулась; папа поцеловал её в щёку и погладил по спине, а она мимоходом чмокнула его в губы и подмигнула.

Потом мы отправились за новым ведром воды, и на полпути до колодца я спросил: