Ванесса Сэвидж - Женщина во тьме

– Миа! – Я надеюсь, что, несмотря на стремительный рост, это неуклюжее создание – все еще моя маленькая девочка. – Хочешь пойти в субботу в магазин?

Она морщит лоб.

– В субботу? Не могу. Лара пригласила на день рождения, а перед этим у нас поход в кино.

– Ну что ж, тогда в другой раз.

Миа застывает в дверях.

– Хорошо бы купить что-нибудь новенькое для вечеринки. – Она в задумчивости подносит ко рту прядь волос. – А если сегодня?

– Сегодня?

– После школы. Приду сразу после занятий, и к четырем будем в городе.

– Чудесно! – говорю я весело. – Потом зайдем выпить кофе и купим что-нибудь на вечер.

– А в «Старбакс» можно?

– Можно и в «Старбакс».

Дочь расплывается в улыбке, а мое сердце переполняется радостью.

Миа подбегает к постели, обнимает меня одной рукой и прижимается губами к щеке.

– Спасибо, мамочка!

После ухода Миа появляется Джо. Он, в отличие от сестры, молчит.

– У тебя все хорошо? – спрашиваю, и радости как не бывало.

Он не сердится, как Миа, но и не улыбается, что еще тяжелее. Однажды я забыла об этом спросить, и с тех пор вся наша жизнь полетела в тартарары. Последние шесть месяцев я каждый день так или иначе задаю мальчику один и тот же вопрос. Джо застывает в дверях, и все, что мне хотелось бы спросить, повисает в воздухе. «Позвольте ему быть ближе к вам», – сказал врач, но Джо на контакт не идет и, боюсь, не пойдет больше никогда. Раньше – до того, как умерла мама, до аварии – мы разговаривали. Потом Джо замкнулся, а я, опасаясь проговориться и потерять сына, сделать первый шаг не решалась.

По-моему, я заболеваю. Меня трясет, глаза дерет от усталости. Думала, морской воздух пойдет мне на пользу, но горло и легкие пропитались затхлой сыростью старого дома. Несмотря на усталость, ночью уснуть я не смогла. Только задремлю – вижу кровавый дом, дом-убийцу, и в ужасе открываю глаза. И так до утра.

Наконец все стихло. Думаю, что все разошлись, с трудом выбираюсь из кровати, спускаюсь вниз. На кухне – ящики выдвинуты, содержимое разбросано – стоит Патрик. Только подойдя к чайнику, замечаю, что у него в руках.

– Зачем тебе моя сберкнижка?

Муж нисколько не смущен.

– Да ни за чем. – Он протягивает ее мне. – Просто наткнулся на нее в ящике и хотел отдать тебе.

Прячу документ в карман халата и собираюсь уйти, как раздается голос Патрика.

– Сара, ты подумала о…

Хватаюсь за дверной косяк. Я больше не могу. Когда мы были там, я поняла: Патрик мечтает заполучить этот дом. Да, отдав мамины деньги, я помогу мужу осуществить его мечту, но тогда навсегда распрощаюсь со своей.

– Я думала, мы потратим эти деньги на путешествие, увидим разные страны, побываем там, куда не смогла попасть мама. Денег хватит, чтобы поехать всей семьей и провести…

Патрик моих слов не воспринимает. Умолкаю.

– Подумай о детях, – говорит он. – После аварии Джо стал таким замкнутым. Сама знаешь, он на грани срыва. И окружение дочери мне тоже не нравится. На родительском собрании сказали, что у нее снизилась успеваемость. Мы дадим детям возможность начать жизнь с чистого листа.

– Я не могу, не хочу покупать этот дом.

– Ладно, все, хватит, – шепчет Патрик. – Его купит кто-нибудь другой, он и будет в нем жить. А мы останемся здесь.

И виновата во всем буду я. С трудом проглатываю застрявший в горле горький комок.

– Я не могу, прости.

– Ничего. Ничего. Это же деньги твоей матери. И счет на твое имя. Тебе и решать, на что их тратить.

Патрик уходит. Он не хлопает дверью, но я вздрагиваю. В тихом щелчке замка слышу и боль, и досаду, и упрек – все, чем подпитывается мое чувство вины. Достаю проспекты туристических агентств, однако реклама увлекательных путешествий облегчения не приносит.

Включаю телефон, и на экране всплывает напоминание. Оно застает меня врасплох, от угрызений совести и тоски внутри все сжимается, чувствую острую боль в желудке. Облокачиваюсь о барную стойку, закрываю глаза, жду, когда отпустит. День рождения мамы – вот что за напоминание. Я забыла его удалить.

В прошлом году я не нашла времени ее навестить, однако телефон напомнил, что маму нужно поздравить, послать подарок и отследить его доставку. И почему я тогда не поехала? Теперь даже вспомнить не могу. Вечно находились глупые оправдания, чтобы отложить двухчасовую поездку на север.

А когда соседи нашли маму – перед тарелкой с заплесневевшей едой и через два дня после смерти, – все оправдания кончились. Угрызения совести и боль, поразившие меня в тот день, не отступили, не отступают… И я сломалась.