Ванесса Сэвидж - Женщина во тьме

Подруга смотрит на меня с ужасом.

– С Патриком? Ну конечно, как же. Боже, в первый момент, когда увидела вас вдвоем на вечеринке, я должна была тебя увести.

– Патрик не виноват. – Вспоминаю, как мы встретились. Он был невероятно красив. – И я думаю, у тебя ничего бы не вышло.

– Надо было стукнуть тебя по башке и вытолкать оттуда насильно.

– Тогда не было бы ни Джо, ни Миа.

– И ты не наглоталась бы таблеток и не лежала сейчас на больничной койке, – оглядываясь на дверь, говорит Кэролайн. – Ты должна немедленно уйти от мужа. Забирай детей и уходи.

От страха, жуткого, как мой синяк, схватывает горло.

– Детей Патрик никогда не отдаст. Даже если разведусь, не получу над ними опеку.

– Конечно, не получишь. Особенно после того, что случилось. Тут уж твой муженек постарался.

– Он не виноват, – твержу я опять.

– Знаю, во всем виновата ты. – Нахмурившись, Кэролайн умолкает и принимается за свой кофе.

При каждом ее движении на запястье звякают тяжелые браслеты.

Вспоминаю, как муж бился, чтобы спасти мне жизнь, его пальцы во рту, его отчаяние. Господи, как мы до этого дошли? Были прекрасной парой, так любили друг друга – и чтобы так все кончилось? Я очень похожа на маму. Патрик заполнил всю мою жизнь, я исчезла, растворилась. Кэролайн смотрит на меня с неприязнью и сожалением: где прежняя Сара? Сама себя не узнаю. И от этого хочется плакать.

– Патрик рассказал мне про дом, – говорит подруга. Снова приступ страха. Интересно, он сообщил, что я отказалась дать на него мамины деньги? – Просил уговорить тебя переехать. Но я пришла предупредить: ни за что не соглашайся. Даже не думай!

– Муж считает, нам всем там будет лучше, – отвечаю и до крови закусываю губу. – Возможно, он прав.

– Ты будешь там от всех отрезана и совсем одинока. Что в этом хорошего?

Послушать Кэролайн, так дом стоит не в городе, а посреди пустыни и полностью отрезан от цивилизации.

Подруга склоняется надо мной, вижу ее покрасневшие глаза.

– Этот дом, его прошлое… Как ты сможешь там жить? И почему Патрик так стремится переехать туда?

– Ему это очень важно. Ты не представляешь…

– Не представляю. И очень боюсь за тебя. Если здесь, окруженная друзьями, ты дошла до ручки, что же, дьявол его побери, ждет тебя там?

– Клянусь, самоубийства у меня и в мыслях не было! Патрик просто перепугался.

– Перепугался? – почти кричит Кэролайн, барабаня ногтем по чашке.

Не верит. Думает, что я хотела умереть. Отчуждение нарастает. Они все будут так думать, меня никто не принимает всерьез. Все будут подозревать, что я самоубийца и за мной нужно все время приглядывать. Закрываю глаза. Представляю, что могла вообразить Кэролайн. Ну да, вот я вытряхиваю на ладонь не две таблетки, а целых десять. Отрицательно мотаю головой.

– Не делала я этого.

– Мне до лампочки, – шепчет подруга, – не собираюсь больше тебя удерживать от безумных поступков, – продолжает она, поднявшись и уперев руки в бока. – Господи, со дня смерти твоей матери прошло полгода… Это несправедливо! Сегодня вместо того, чтобы быть рядом со своими детьми, сижу с тобой. Боже, а наша дружба? Ты подумала о Джо, о Миа? Оторвешь их от друзей, от привычной жизни, чтобы поселить в доме-убийце?

Кэролайн вытирает слезы, размазывает по щекам тушь.

– Думаешь, кому-то легче, если ты здесь «по ошибке»? Тебе на всех наплевать. Дети видели: бездыханная, лежишь на кровати, рядом эти чертовы пузырьки с таблетками. Ты умерла – вот что они подумали. И я тоже… Знаешь, этим жалким подобием дружбы я сыта по горло.

У самой двери Кэролайн оборачивается:

– Говоришь, Патрик ни в чем не виноват? Ладно, может, на этот раз так и есть, но с того момента, как ты его встретила, прежняя Сара исчезла. И я не уверена, что твой нервный срыв был связан со смертью твоей матери. Ты превратилась в бледную тень той девушки, с которой я училась в колледже. Я тебя больше не знаю. И знать не хочу.

Выходим из больницы. Патрик ведет меня под руку. Когда спотыкаюсь, поддерживает за локоть. На улице ледяной ветер. Я в пальто, муж укутал меня шарфом, но все равно зуб на зуб не попадает. После разговора с врачом – не с тем, который снял капельницу, посветил лампочкой в глаза и заглянул в горло, а с психиатром – дрожат колени. Он сел и начал задавать вопросы – острые, как шар с иголками, что раздирал мое горло, когда я очнулась в больнице.

Казалось, все позади. Я собралась уходить, как вдруг появился этот доктор и стал проверять мою психику, спрашивать, почему я пошла на этот шаг и нет ли мыслей повторить его снова; задавал вопросы о Патрике, о детях, о доме, о маме. Я заплакала, а врач записывал что-то на листке бумаги. Я разозлилась, попыталась его вырвать, но тут вошел Патрик, увидел, что я плачу, и сцепился с чертовым доктором.