Андерс Рослунд - Именинница

Заравич получил доступ к бумагам, и в этом плане уже ничего нельзя было изменить. Но у меня оставалось время помешать его мести. Заодно и довершить свою.

Итак, я снова сажусь ждать приезда Гренса.

Заодно Хермансон и Сундквиста.

Рядом с Зофией и ее детьми.

И все хорошо, если не считать страшной усталости.

Вот и сирены.

Пульсирующий отсвет «мигалки».

Теперь вся вселенная только этот озлобленный звук и навязчивый, слепящий свет. Но вот автомобили останавливаются у дома, и все стихает. Эверт Гренс, Марианна Хермансон и Свен Сундквист бегут к подъезду. В квартире на первом этаже — привычная картина. В одной комнате смерть и хаос, в другой жизнь постепенно возвращается в русло обыденности. Двое мертвецов и семья, потрясенная, но не пострадавшая физически. И героиня-стажер, похоже, ничего еще толком не осознавшая.

Гренсу редко выпадало прибыть на место преступления по таким свежим следам. Обычно его работа состояла в поиске недостающих фрагментов пазла, сборе доказательств. Возможно, поэтому комиссар бродил по дому как неприкаянный, будто забыв о том, что все кончилось хорошо. Он не знал, как истолковать то, что видит, потому что преступление не состоялось и угроза жизни потенциальных жертв была предотвращена.

При этом комиссар сразу оценил идею с тайным ходом, когда Хюго показал ему гардероб. В этом был весь Хоффман — одиночка, привыкший рассчитывать только на себя. И мотив Душко Заравича был понятен Гренсу. Именно поэтому комиссар и упек его за решетку на три дня. И почему Хермансон выглядела такой гордой посреди всей этой суматохи, тоже объяснять было не нужно.

— Амелия настоящая героиня, — хвасталась она своей подопечной. — Стажер, Эверт, который понял преступника глубже, чем мы. И вовремя оказался в нужном месте. Так быстро сориентировалась, не промахнулась, и в результате — четыре спасенных жизни.

Гренс выразил свою признательность молодой женщине долгим и крепким рукопожатием. Он даже думать не хотел о том, что случилось бы, если бы она опоздала. Если бы Зофия, Хюго, Расмус… и тут комиссару снова стало не по себе. Даже не от нежелания поверить в то, что он видел своими глазами. Скорее, вернулось чувство оставленности, связанное обычно с воспоминаниями об Анни. Так бывает, когда нечто утраченное в жизни западает глубоко в душу и остается там.

— Спасибо. Это… выше всяких похвал. У меня и в самом деле нет слов…

Амелия кивнула, почти застенчиво. Комиссар про- должал:

— Но как… как ты об этом узнала? Как так получилось, что ты… успела?

Гренс посмотрел в ее умные глаза и почувствовал, что ей неловко. Ему это понравилось. Амелия не ждала ни утешения, ни похвал и, похоже, совсем не желала быть в центре всеобщего внимания.

— Я… не могу сказать, как так получилось. В полицейской школе нам говорили об интуиции, шестом чувстве. Нас учили не особенно на него полагаться, потому что оно часто бывает ошибочным. Тем не менее, думаю, это оно и есть… шестое чувство. Стоило только увидеть Заравича в тот момент, когда его выпустили… моя машина была припаркована на Бергсгатан, и я сразу последовала за ним. Ему потребовалось около минуты, чтобы взломать дверь, но я шла по его пятам.

В кармане Гренса завибрировал мобильник. На дисплее высветился последний номер Пита Хоффмана. Комиссар извинился, вышел на балкон и прикрыл за собой дверь. Снаружи дуло, и довольно сильно, чего Гренс до сих пор не замечал.

— Да?

— Что происходит, Гренс? Я звоню Зофии, она не отвечает. Тебе — ты тоже молчишь, что…

— У нас все хорошо.

Тишина посреди разговора может быть разной. Эта была самой глубокой и продолжительной из всех на памяти Гренса.

— И… что это значит?

— Что твоя жена и дети в безопасности. Сидят на диване, пьют воду и едят кексы в компании моих коллег. Что Душко Заравич и его подельник мертвы и лежат в комнате рядом.

— Но как это случилось, Гренс? Они мертвы, ты говоришь? Ведь вы не успевали, были так далеко… Кто стрелял? Зофия? Так это она…

— Одна очень мужественная девушка-стажер. Лучшие полицейские никогда не слушают начальство. А эта девушка… в общем, если бы не она, все бы кончилось плачевно.

— И агент Паула не вернулся бы туда, откуда вышел.

Гренс обернулся. За его спиной стояла Хермансон, которая незаметно пробралась на балкон.

— Что ты сказала?

— Прости, Эверт. Не хотела мешать, но Паула… я имею в виду те секретные документы, касающиеся Хоффмана. Все оригиналы нашлись в машине Заравича.