Анне Ханкок - Собиратель лиц

— Нет, — она снова покачала головой. Он никак её не понимал. — Я не хочу детей, потому что не боюсь смерти. Не сейчас. Не так моя жизнь устроена. Я ни от кого не завишу, и никто не зависит от меня. И сама мысль о том, что появится кто-то…

— Которому что? Которому ты будешь нужна?

Элоиза смотрела на него без выражения.

— Это не та ответственность, которую я собираюсь на себя взваливать. Я даже не уверена, смогу ли я почувствовать то, что принято чувствовать в такой ситуации. Внутри меня как будто что-то сломалось. Когда я вчера нашла Кая… меня это не тронуло. Медики уложили его в мешок для трупов и увезли — а я ничего не почувствовала. НИЧЕГО! Понимаешь, что я тебе говорю? Тревожная сигнализация у меня включилась, но я осталась бесчувственной . Я думаю, что чувств во мне попросту не осталось.

— Ты сейчас так говоришь, но я знаю, что всё изменилось бы, если бы ты забеременела, — в голосе Мартина кипели чувства. — В ту же секунду, как ты бы узнала, что у тебя внутри жизнь, ребёнок — наш ребёнок! — ты бы тут же его полюбила. Это бы всё изменило…

— Не изменило бы это ни черта.

— Я точно знаю , что изменило бы, Элоиза. Если бы ты только дала себе шанс попробовать, открыла своё сердце для…

— Я недавно была у врача, потому что хотела сделать аборт.

Слова вырвались у неё с холодом. Никакого сострадания в голосе, никакого желания прийти к компромиссу.

Мартин выглядел так, будто она только что рассказала, что смертельно больна.

— Что ты сделала? — прошептал он.

— В понедельник, — кивнула Элоиза. — Я была у врача в понедельник, потому что хотела сделать аборт.

Мартин сделал шаг к ней. Окинул её взглядом и остановился на животе.

— Ты беременна?

Десятую долю секунды она взвешивала слова, затем покачала головой:

— Больше нет. Но была, и я пытаюсь тебе объяснить, что это ничего не изменило. Я не хочу детей.

Мартин весь съёжился, опустил голову и вытянул шею вперёд. Затем он устремил на Элоизу взгляд, не поднимая головы.

— Ты поехала к врачу делать аборт, не поговорив со мной?

— Да.

Элоиза почувствовала, как её затылок коснулся косяка двери раньше, чем до неё дошло, что произошло.

Она сползла на пол, левый глаз моментально начал опухать. Каждый нерв дрожал, как один большой комок боли.

Мартин возвышался над ней, сжав кулаки. Выражение его лица было отсутствующим, но глаза почернели от злобы.

— ТЫ УБИЛА НАШЕГО РЕБЁНКА? — заверещал он. В его глазах блестели слёзы. — Как ты могла ?!

Элоиза попыталась подняться, но он снова прижал её к полу. Она подняла руку и, защищаясь, загородила лицо.

Мартин ухватился за эту руку, его пальцы впились в кожу.

— Как ты, мать твою, можешь быть такой холодной, Элоиза?

— Отпусти меня, Мартин! — её голос дрожал от ярости и шока. — ОТПУСТИ МЕНЯ!

Она почувствовала тошноту, взгляд затуманился, как будто она смотрела сквозь запотевшее стекло.

Мартин смотрел на неё долго, не ослабляя хватки, совершенно окаменев. Но почерневший стеклянный взгляд исчез.

Он её отпустил.

— ПОШЁЛ ВОН! — заорала Элоиза и стала отползать, отталкиваясь ногами.

Левый глаз болезненно пульсировал, череп был готов взорваться. Она почувствовала привкус крови во рту.

— ИСЧЕЗНИ!

— Из-из-извини. — Мартин упал перед ней на колени. — Прости, Элоиза, прости меня, я… — Он облизывал губы, подыскивая слова, и пытался понять, что натворил. — Я не знаю, что на меня нашло. Я не хотел…

— Если ты не свалишь отсюда сию же секунду, я позвоню в полицию, — отрезала Элоиза и стала неуклюже подниматься на ноги.

Мартин сделал шаг в её сторону. Она потянулась за телефоном.

— Элоиза, подожди, я…

— Алло? Полиция? — голос Элоизы дрожал, злые слёзы текли по щекам.

Мартин бессильно уронил руки. Свет в его глазах погас.

— Элоиза… — прошептал он.

— Последнее, мать твою, предупреждение, — произнесла Элоиза и указала на входную дверь.

Мартин растерянно кивнул и повернулся.

Кольцо так и осталось лежать на обеденном столе, когда дверь за ним закрылась.

— Один кофе, пожалуйста. С молоком.

Шефер приветливо кивнул улыбчивой девушке, которая принимала его заказ.

Ему предложили столик у окна в бистро на площади Конгенс Нюторв, и он обозревал в окно стройку станции метро на другой стороне улицы, где здоровенный красно-коричневый кран выделялся на фоне городского пейзажа, как туловище длинношеего брахиозавра.

Грузовики с огромными металлическими цилиндрами и странного вида пластиковыми агрегатами сновали туда-сюда, обдавая туристов — ибо кому ещё придёт в голову болтаться возле стройки? — мокрым снегом. На южной стороне площади по-прежнему были установлены ограждения, но посреди хаоса впервые за много лет можно было вновь разглядеть конную статую.