– Вот смотрю на тебя и думаю: «Хью решил приставить ко мне глаз да глаз. Чтобы я не мешал ему заниматься ерундой. Пускай у меня особые мозги, но я ими пользуюсь! Он нашёл мне занятие. Вот ведь до чего дошло». Хочешь правду? Хочешь или не хочешь – у тебя не получится.
– Что, месье?
– Тебе не быть сочинителем. Хоть ты и утверждаешь, что с пяти лет тренируешься. У тебя есть конфетка?
– Да, лимонная.
– Давай сюда. Спасибо. Так вот, я вижу, что этот твой писательский номер не пройдёт. Даже и не надейся. Мне не жалко, правда, учить кого-то литературе. Я любил свою работу. Но, должен сказать, извини, это не поможет. Дело не в том, что ты пишешь. Я прочитаю. У тебя не такая аура.
Я так и сел. Осел. Аура – это волшебное слово, которое помимо прочего обозначает изменение восприятия окружающего мира при сенсорной эпилепсии. Вас не трясёт, со стороны и незаметно, как то, что вы видите, становится подсвеченным и обтекаемым, слышным и гармоничным, эмоциональным, странным, тревожным, фантастическим, проницаемым и понятным. Другим.
– Откуда вы знаете про ауру?
– Я, может, и сумасшедший, но далеко не дурак. Когда ты ходил пешком под стол, я уже много чего повидал. И, потом, звёзды – это не шутки. Не надо сбрасывать их со счетов. Я увлёкся астрологией, и подумали, что я, так сказать, реханэ. Я ничем не хуже любого из них. Не надо думать, что психи – это прислуга нормальных людей!
– И правда, ни к чему. Вам нужно что-нибудь?
– Чай с жасмином. И с лимоном. И хорошую историю. Ну, давай, удиви меня, подставной ученик.
И ещё минут десять он рассуждает, ожидая свой горько-кислый чай, что его кузен очумел совершенно – взять его, Видаля, под контроль.
– Это, знаешь ли, унизительно.
– Знаю. Ваш чай.
– А твоя история?
– Извините. В этом всё и дело. Я любил кино, сколько себя помню, мне нравилось, что фильмы – это истории. Я захотел писать свои. Про мою собственную жизнь. Но они всегда распадаются.
– И ты на это жалуешься? У меня жизнь распадается лет с двадцати. По принципу энтропии. Ты знаешь, что это такое?
– Это греческое слово, обозначающее распад.
– Ты не знаешь, что это такое! Значение слова не всегда может передать его эмоциональный посыл, настоящий, истинный смысл. Это всего лишь формальное определение. Ты не можешь из букв сложить предложение, или из слов – рассказ, и думаешь, что это – распад! Мало ты знаешь.
– Распад, маэстро, это когда в самолёте какая-то деталь ломается, и он падает. Когда пьяница не может вспомнить, в чём он виноват перед своими детьми, чтобы извиниться. Когда картину поливают в музее кислотой. Когда разводятся. Да, когда сходят с ума и не могут, как раньше, им блистать. Когда бьётся посуда. Когда цветы засыхают и осыпаются. Когда умирают. И когда слова на бумаге превращают чувство отчаяния в бездарную невыразительную хрень – это тоже распад.
– Знаешь, самые лучшие истории – это тайны. Они по определению содержат в себе интригу. Есть что-то, о чём знаешь только ты. Дальше ты нагнетаешь обстановку. В итоге раскрываешь секрет – и готово!
– Своя тайна должна быть или чужая?
– Для драматургии это не так важно. Другое дело, хорошо ли раскрывать чужие секреты. По-моему, плохо, хотя и крайне заманчиво.
– Как думаете, почему я не курю?
– Это твоя тайна?
– Что-то ничего посильнее не лезет в голову.
– Для первого раза сойдёт.
– Даже не знаю, что сказать.
– Начинай. Нагнетай обстановку.
– Я курил недолго. В старших классах. Однажды нам дали задание написать сочинение на тему «Собор». Надо было пойти в какой-нибудь собор и рассказать, какое впечатление он производит. Все, конечно, понеслись в Собор Парижской Богоматери. А я со времён чтения Гюго смотреть на него не мог. Мне претила сказочность и приторная трагичность шедевра про Эсмеральду и козу. И я полез на самый верх, я имею в виду базилику Сакре-Кёр, поздно, в праздник, решил устроить загул на вершину Монмартра, я шёл, и мне нравилось, что я вижу вокруг. Всё в этом вечере. Я зашёл и стал внимательно смотреть, нет, вру, я растворился там. Такое странное место. Древнее. Там пахнет мхом, кажется, что он и вправду там есть, капает холодная сырая вода, именно сырая. Всё такое древнее. Я почувствовал, что я сливаюсь с фоном, меня просто не становится. Подумал, сколько здесь всех было. Кто сюда приходил. Я не помню никаких икон, фресок, никаких деталей, не помню, что это был за праздник. Несколько минут там было тихо. Древняя, огромная тишина. Я ничего не рассмотрел, конечно, я бывал там раньше, но вот тогда я подумал: «Наверное, он тут и живёт. Бог. Наверное, он всё-таки жив, иначе я бы не чувствовал здесь присутствие чего-то, чего нет в других соборах. Молчание или мох, что-то, что стоит за спиной, и как будто смотрит внутрь тебя» Я постоял-постоял и отправился восвояси. Как только я оттуда вышел, мне показалось, на какую-то секунду, что за мной идёт тень, меня передёрнуло. Я стал спускаться. Тишина, казалось, спускается с холма вместе со мной. Как темнота. Настойчивое воспоминание, что я почти никого не встречал по дороге. Может, я не замечал. Это ненормально: в праздничную ночь – пустота. Я закурил. Я крутил в голове фразы, которые напишу в тетради, и пытался их запомнить. Я шёл медленно. Не сразу заметил человека. Он был лысый, злой, молодой. Он сказал: «Не думал, что ангелы курят». Я послал его к чёрту в ответ на это. Через пару секунд я увидел, что он был не один. Их было пять или шесть. Там ещё стояла девушка. В отдалении. Среди них. Я не знал, кто они такие. Тот тип попросил у меня сигарету и его не злить. Я толкнул его и побежал. Я злился и боялся одновременно. А он заорал: «Иди сюда, маленький сукин сын, и получи по заслугам!» Мерзавец меня догнал. И, когда я разглядел его компанию, меня взяло такое зло, что я решил: «Хоть одному, да врежу!» Такие они были… отвратительные. Как летучие мыши в темноте. Как саранча. Я засветил этому лысому по морде. Это всё, что я мог сделать. Помню, что тот огурец заявил, что таким, как я, это полезно. Просто я не понимаю. Они меня поколотили; и я бросил курить. Это не гротеск: всякий раз, как я хотел зажечь сигарету, против воли представлял себе их. Я дал тому гаду прозвище Людоед. С тех пор я курил только один раз, да и то за компанию. Я не зажигал сигарету.
Читать дальше