Шамиль Идиатуллин: Убырлы

Я посмотрел на Дильку. Она быстро посмотрела на меня и уставилась на дверь подъезда. Я молча потянул сестру за руку так, чтобы она была за спиной и не высовывалась, и пошел вперед, зачем-то убирая левый кулак в рукав.

Дверь в подъезд не открывалась. Я дернул раз, другой и заозирался, соображая, чем бы ее поддеть. Дилька сзади брякнула какую-то глупость про то, что надо ввести кота. Не новоселье же, подумал я, машинально придерживая животное локтем и поворачиваясь к Дильке, чтобы отлаять за дурацкие идеи. Но она, скользнув мимо, уже тыкала в курлыкающие кнопки домофона. Не кота – код ввести. Во я дебил, понял я почти с испугом, молча отодвинул Дильку обратно за спину и рванул дверь.

От резкого движения кот впрямь чуть не ввелся – вернее, чуть не вывалился. Я думал, заорет, а он молча вцепился когтями в кофту – ну и немножко в меня. Я тоже не заорал, так, зашипел слегка и пошел левым плечом вперед.

В подъезде пахло цементной пылью, мусоркой и немножко залитым кострищем. А чего ты хотел-то, зло подумал я, поморгал, привыкая к полумраку, и зашагал по ступенькам. Дилька вякнула про лифт. «Пешком», – сказал я. Не потому что про лифт тоже забыл – почти нет. Просто когда чуешь гарь, глупо запирать себя даже ненадолго. Подвешиваться на веревочках в такой момент еще глупее. Четвертый этаж не четырнадцатый, не запыхаемся.

Мы не запыхались – Дилька перла очками и локтями вперед, как голодная гусеничка. Но на лестничной площадке снова встали, как бараны. Хотя дверь была не новая.

Это наша дверь была, в нашу квартиру. Железная, серо-коричневая в крапинку, с золотистой ручкой и глазком. И она опять была приоткрыта.

Дураки, вынесут же всё, онемело подумал я сквозь расталкивающее череп и грудь бумканье. Но это была придуманная мысль, для маскировки, не моя. Я-то знал, что никакие воры в эту темную щель не войдут. Специально прибудут, так у порога развернутся и деру дадут, как те крысы. Сами не поняв, почему. И все ценное из квартиры давно вынесли. Мы как раз и идем, чтобы обратно внести.

И еще я знал, почему дверь открыта. Потому что в петлю нож воткнут. Значит, кого-то дома нет, подумал с некоторым облегчением. Может, никого нет.

Хорош рассуждать, сказал я себе, сжал зубы, чтобы придавить бум-бум и страх, сразу разжал их – нельзя на охоте зубы стискивать, от этого слышишь хуже, – и приоткрыл дверь. Вынул из щели и тихо положил у порога кухонный нож. Вошел в квартиру, бездумно заводя Дильку за себя. Решил было на площадке ее оставить и аж задохнулся от этой мысли.

Мы перешагнули порог, как сквозь шторку прошли – в нос и почему-то на глаза пала тяжелая вонь. Гарь и гниль. За пазухой нервно зашевелился кот, за спиной – Дилька. Оба молча, к счастью. Тоже понимают.

Я щелкнул выключателем, еще раз, – без толку, не было света, – не глядя уцепил Дильку за куртку на плече так, чтобы отпихнуть на пол, если что, и зашагал на полусогнутых вдоль стенки. Левую руку так и нес перед собой, как таракан усы. У таракана усики, траляля. А Наиляны трусики, траляля. Храбрые если такие, сами попробуйте.

В зале никого не было. Темно там было, тихо и неправильно. Роутер не светился, телек был отвернут экраном к стенке, а мой диван стоял не то что незаправленный – на нем будто весь Дилькин класс в прятки поиграл и поспешно смылся. Одеяло наполовину вылезло из пододеяльника и длинным языком залезло на стенку, подушка валялась на полу, полуприкрытое скрученным в жгут покрывалом, перечеркивавшим всю эту красоту. Я бы хоть раз так оставил – получил бы от мамы пересадку лобной доли в брюшную полость и обратно. А им, значит, можно.

Им всё можно, напомнил я себе и покрался на кухню. Там запах был сильный и тяжелый – зато человеческий. Ну или какой уж – мусоркой, короче, пахло. Дилька запыхтела. Я шикнул и осмотрелся. Хотя чего там осматриваться, у нас не больно хоромы, кухня такая, что не спрячешься. Не было здесь никого.

Из Дилькиной комнаты мы тоже вышли почти сразу. Бардак был тот еще. Кровать смотрелась идеально, явно мама перестелила, Дилька сама такую геометрию не умела наводить. А все остальное как после взрыва. На столе ворох раскрытых книг и журналов, со стула занавеска свисает, причем не с родного окна, которое наглухо зашторено, на полу вперемешку одежда, книги и пластиковые лошади, за раскрытыми дверцами шкафа тоже типа снеговика из вороха платьев лепили. Пока я всматривался в конструкцию, Дилька обиженно посопела, юркнула мимо меня к шкафу и выдернула что-то из гущи. Я и рявкнуть не успел.