Марина Бойкова-Гальяни - Взорванный город. Роман

Великий творец стоял в домашнем халате, из ворота которого виднелась мускулистая загорелая грудь, мужественно покрытая чёрными завитками волос, и крепкая шея, с ямочками между ключицами. Он был необыкновенно хорош, излучал здоровье и силу. Дженни обожала Герхарда, да и он платил тем же за верность и преданность.

– Душенька, – говаривал изобретатель в тихие минуты душевной близости – даже, если я взорву этот каменный мешок с пятимиллионным населением, ты скажешь, что виноват сам город. Где я найду более преданного друга и такую милую очаровательную мордашку?

Далее, конечно, следовали поцелуи и уверения в любви.

Юная красотка нерешительно удерживала пакет, вопрос крутился на языке.

– Что же ты? – мужчина нетерпеливо протянул руку, – давай.

– Письмо от женщины.

Рука повисла в воздухе. Герхард нервничал, кусая губы. Именно по манере кусать губы в прелестной головке пронеслась догадка, что любимый этого письма ждал. Кровь прилила к груди, и перекинулась на щёки:

– Дорогой, обманываешь?

Вспыхнул и он. Рука дрогнула и опустилась вдоль туловища:

– Милая кошечка, ревнуешь? – тон игривый, с ноткой фальши.

– Нашел женщину более преданную, чем твоя Дженни?

Герхард подошел вплотную и заключил любимую в объятия:

– Глупышка. Раньше ты не реагировала на письма поклонниц.

– У меня здесь неспокойно, – приложила руку к сердцу.

– Ну, полно, полно, милая. Извини, спешу, – разжал объятия, в которых было так уютно, что казалось, Женя умерла в момент, когда отстранился. – Письмо оставь в кабинете. Вечером гляну.

Хлопнула дверь. Дженни рассеянно прошла в кабинет и нарочито небрежно бросила письмо на стол: «Другая? Кто сумеет любить Герхарда как я? Самозабвенно до отречения. Неделю, две от силы. А потом? Любимый требователен и капризен. А что он требует? Ничего. Я угадываю желания, когда Герхард сам о них не знает. Глупая Женька, ты просто служанка, вот и всё».

Горько заплакала. Всхлипывая, демонстративно не глядя на конверт, подошла к окну. В цветнике садовник обрезал куст смородины. Подумав, в каких указаниях тот нуждается, на секунду задержалась у кабинетной двери, подавляя желание вернуться и снова обнюхать письмо. Покачала головой и решительно вышла. Переодевшись в голубые бриджи, девушка спустилась в сад. Пожилой, на взгляд девушки, работник приветствовал новоиспеченную хозяйку почтительным кивком.

– Доброе утро, Максим. Хороший день сегодня. Не забудь срезать розы для хозяина. Большие, белые розы.

– Как обычно?

– Да, как обычно.

Он кивнул. Садовник на редкость сдержан и молчалив. Девушка постояла рядом, наблюдая за работой, и вздохнув, посетовала на немногословность Максима:

– Если бы платили за игру в молчанку, ты бы разбогател, не так ли?

Тот пожал плечами.

Печально вернулась в дом. Пролистнула газету, где иногда попадались объявления: требуется секретарь или горничная. Ничего подходящего. Да и Герхард не отпустит.

Любимый вернулся скоро, и быстро прошел в кабинет, где «его ждало письмо незнакомки», мысленно сказала себе Женя, нервно кусая ногти. Герхард вышел к ней спустя полчаса, как ни в чем не бывало, улыбаясь, насвистывая модную мелодию.

– Прочел письмо?

– Какое?

– То самое, от женщины.

– Считаешь, мне есть дело до любовных писем? Это после очередного отказа в банке.

Герхард беспомощен, как может быть беспомощен очень талантливый ученый перед финансовыми проблемами, и она не может помочь. Испытывая несказанную боль за дорогого мужа, Женя подошла и обняла его, мысленно представляя жизнь без денег: поменять огромный дом на квартирку, урезать расходы, отказаться от пятничных приемов.

– Что? Ты, верно, собралась голодать, Пташка? Не волнуйся, до этого не дойдет. – Он посмотрел на возлюбленную и вдруг рассмеялся, – Намечается работёнка, правда, едва рассчитаюсь с долгами, буду снова искать денег, детка.

– Прячешь интрижку?

– Интрижки? Какая блажь!

– Но ты ведь мужчина.

Он расхохотался. Глядя на него, рассмеялась и Дженни: нелепо подозревать Герхарда. Спрятала на груди любимого пылающее лицо: глупая, недоверчивая. Герхард всё работает, работает, а она, неблагодарная, подозревает милого в измене. Он погладил хорошенькую головку: «Ну, всё, всё, успокойся. Никого, кроме тебя. О кей?» Энергично закивала, подражая китайскому болванчику.

– Теперь, дорогая, боюсь, огорчу. Через пару дней отчалю на Евгению (остров в Тихом Океане назван в честь любимой). Поскучаешь в одиночестве.