Шарлотта Линк - Ложь без спасения

Парижанка поигрывала со своим стаканом. Она казалась очень сосредоточенной.

– А потом, в январе этого года, когда Камилла вернулась из Сен-Сира после рождественских каникул, она показалась мне очень удрученной. Ее, казалось, беспокоила какая-то проблема, помимо ее обычного горя. Я спросила Камиллу о причине, но она ответила, что всё в порядке. Я поняла, что она не хочет говорить об этом. На Пасху Камилла снова поехала сюда, и на этот раз у нее был более ободренный вид, когда она вернулась. Она избавилась от какой-то тяжести. Я не осмелилась еще раз спросить ее об этом, но незадолго до того, как в июне Камилла снова отправилась сюда, я смогла уговорить ее сопроводить меня с детьми на однодневную поездку в «Диснейленд». Это было маленьким чудом, потому что Камилла, как правило, отправляла меня на всякие развлечения одну с девочками, а сама оставалась дома. Она осталась довольна проведенным днем – прямо-таки растаяла, – а вечером даже пришла ко мне посидеть с бокалом вина. Моего мужа не было дома, дети играли, и, может быть, вино немного развязало ей язык. Она сказала, что радуется предстоящему лету и что она уже давно не ездила в свой домик у моря с таким легким сердцем… Я спросила ее о причине этого, и Камилла рассказала, что прошлым летом познакомилась здесь с мужчиной, и вначале казалось, что из этих отношений может сложиться что-то серьезное… Конечно же, у нее было чувство вины перед умершим мужем, но у нее появилось такое ощущение, что ей, возможно, еще раз улыбнется счастье.

– Я бы от всего сердца ей этого пожелала, – искренне сказала Моник. – Мне нравилась Камилла Раймонд.

Жанна продолжала поигрывать со своим стаканом, не выпив из него ни глотка.

– Я тоже, видит бог! Но она сказала мне, что на рождественские праздники выяснила: что-то там неладно. И прекратила эти зарождающиеся отношения.

– А что там было неладно?

– Об этом она не хотела ничего говорить. Только сказала, что этот мужчина долгое время не хотел принимать ее решения расстаться. Он постоянно звонил ей и давил на нее. И только на Пасху, когда между ними состоялся еще один прямой разговор, он, видимо, понял, насколько серьезно ее решение. Он больше не объявлялся, и Камилла решила, что этим летом он оставит ее в покое.

– Надеюсь, она знала, что делает, – заметила Лафонд. – Я имею в виду, что сейчас-то это неважно, но… в общем, порой она могла быть довольно тяжелой в общении… однако вы-то наверняка знаете об этом. Может быть, это был вполне милый мужчина, а она опять видела проблемы там, где их вообще не было. Но с другой стороны… – Моник подобралась и уставилась на собеседницу. – Вы думаете, что это он мог быть преступником?

– Я не знаю, – ответила Верзини, поерзав на своем месте туда-сюда. Ей явно было неуютно, и, казалось, она хотела сказать что-то еще, но затруднялась выложить все начистоту. – В июне, когда Камилла уехала, днем позже я отправилась в ее квартиру – хотела полить ее цветы и забрать почту из почтового ящика. Ее автоответчик мигал – видимо, кто-то позвонил после ее отъезда.

Жанна запнулась.

«А тебе стало очень любопытно послушать, кто же там звонил», – подумала Моник. Она представила себе, как эта маленькая, элегантная женщина, стеснительная, потому что до замужества принадлежала к другой прослойке общества, прохаживалась по квартире Камиллы, испытывая больше любопытства, чем ей хотелось бы признать. Зачем она отправилась в дом своей приятельницы, едва та уехала? На следующий-то день!.. Цветам вряд ли так скоро понадобилась вода, да и почтовый ящик не мог быть переполненным. «Тебе просто хотелось поглубже сунуть свой нос в жизнь Камиллы», – усмехнулась про себя Лафонд.

– Понимаете, – продолжила наконец Верзини, – я уже много лет присматриваю за ее квартирой, когда она уезжает, и никогда еще автоответчик не мигал. Камилле практически никто не звонил. И она почти никогда не получала почту – во всяком случае, личную. В основном это были банковские письма и счета. Поэтому я была удивлена, когда увидела, что аппарат мигает.

– И вы прослушали сообщение, – помогла ей Моник.

– Да, я подумала, что, возможно, это важное сообщение, которое я могла бы передать Камилле. На записи звучал мужской голос. И я была уверена, что это тот мужчина, о котором Камилла мне рассказывала. Он не назвал своего имени – только сказал: « Это я », предполагая, вероятно, что она его знает. Он казался очень раздраженным. Спросил, когда же Камилла приедет в Сен-Сир, и потребовал, чтобы она сразу же ему позвонила. Это звучало очень властно, но к концу сообщения он стал мягче и сказал, что она ведь не может просто пустить по ветру их совместную мечту. Затем назвал номер мобильника, по которому она всегда может ему дозвониться, и положил трубку.