Шарлотта Линк - Ложь без спасения

И тут же подумала: «Как глупо с моей стороны! Откуда он должен это знать?»

– К сожалению, – последовал незамедлительный ответ, – я этого до сих пор не знал. Есть еще много всего в тебе и в твоей жизни, что мне придется открыть для себя.

Лаура зябко поежилась. Либо они с Кристофером говорили на разных языках, либо она в последние дни случайно подала ему какой-то знак, который он неверно понял. Но ей и в голову не приходило, что бы это могло быть. А может быть, эта фраза была совершенно безобидной с его стороны, и именно она интерпретировала ее по-своему, хотя он об этом вообще даже и не думал?

– Тебе что-нибудь дал твой вчерашний вечер? – продолжил тем временем Хейманн. – Потому что я действительно переживал. Некоторые люди поистине впадают в депрессию со всеми этими раздумьями. Я сам это испытал, когда Каролин ушла от меня. Мысленно прокручивал каждый наш разговор, который когда-либо у нас состоялся, постоянно размышлял, где мог совершить ошибку, что мог бы сделать, чтобы избежать их… В какой-то момент я совершенно запутался и был в отчаянии. Мне понадобились месяцы, чтобы выбраться из этой карусели мыслей в моей голове.

– Ты считаешь, что можно попасть в зависимость от размышлений, как от наркотика? – спросила Лаура, посчитав это интересным аспектом в данной проблеме.

– Я думаю, да. По крайней мере, это непрекращающееся размышление становится самостоятельным процессом и превращается в самоцель. Машина заводится, как только ты утром открываешь глаза, и прерывает свою работу, только когда ты уже заснул. Ты все время вынужден копаться в своих мыслях, даже не имея от этого никакой пользы. Я думаю, это можно считать характерным признаком зависимости.

– Но я еще далека от этого. Я только что стала вдовой. Я только что узнала, что мой муж мне изменял. Мне нужно все это переварить, но я не смогу этого сделать, если буду отгонять от себя все это.

– Конечно, – мягко сказал Кристофер, – я и не имел в виду, что ты должна все это отгонять. Я хотел только посоветовать тебе, чтобы ты не предавалась полностью постоянным размышлениям. Чтобы время от времени виделась с остальным миром и с другими людьми. Не замыкайся от всего и от всех.

Его голос звучал тепло и спокойно, и Лаура заметила, как ее агрессивный настрой, овладевший ею в последние дни по отношению к Хейманну, словно растворился в воздухе. Кристофер был отзывчивым, всегда готовым помочь, заботливым… Он не хотел оставлять ее наедине с собой, он стремился помочь ей и был всегда готов прийти ей на помощь. Он, собственно, поступал так, как ожидают от друга в такой ситуации, как у нее.

– А приходи сегодня вечером ко мне, – неожиданно для самой себя предложила Лаура. – На этот раз я для тебя приготовлю ужин – как ты этого недавно желал. В восемь часов сможешь?

– С удовольствием! – торжествующе ответил Кристофер, а Лаура, положив трубку, обрадовалась тому, что ей не придется снова коротать вечер в одиночестве.

Она узнала через справочную службу номер телефона Моник Лафонд и позвонила ей, но на другом конце провода лишь включался автоответчик. Лаура вновь попросила ее связаться с ней, хотя со вчерашнего вечера у нее появились сомнения в том, что ей действительно хотелось что-то разузнать по этому следу. Разве то, какого рода взаимоотношения были между ее мужем и загадочной Камиллой Раймонд, еще играло какую-нибудь роль? Разве это было важно, изменял ей муж с одной женщиной, с двумя или с тремя? Но ответ на этот вопрос прояснил бы, насколько серьезен был роман Петера с Надин. Лаура выяснила бы, стала ли Надин его серьезной любовью – или же осталась лишь постельной спутницей, одной из многих. А когда это станет известно, ей будет легче жить, имея достоверные сведения о том, что она была обманута.

Лаура написала на бумажке слова «М. Лафонд» с номером телефона Моник и положила эту записку около аппарата, решив, что попытается еще раз позвонить вечером.

В какой-то момент Моник задремала. Потом, вынырнув из тревожного сна, поняла по своим ощущениям, что надолго погрузилась в сон. Ей показалось, что она спала всего несколько минут, хотя все кости в ее теле, негнущиеся и ноющие, говорили о том, что Моник пролежала на холодном цементном полу в своем подземелье весьма приличное время.

Несколько секунд Лафонд считала, что это кошмарный сон, который вот-вот улетучится и позволит ей вздохнуть с облегчением и вернуться в действительность, но уже в следующее мгновение ее рассудок заработал с полной ясностью, и сознание того, что весь ужас продолжается, подействовало на нее с такой жестокостью, что она тихо и жалобно захныкала. Ее насильно куда-то увезли. Она находилась в подвале чужого дома. Вокруг нее царила полнейшая темнота. И ледяной холод. Она ничего не могла видеть, а размеры помещения могла определить лишь на ощупь. Ее чувство времени совершенно сбилось: Моник не знала, была ли сейчас середина ночи, или же утро следующего дня, или уже вторая половина этого дня. Ей хотелось есть, но еще сильнее ее мучила нестерпимая жажда. А мужчина, который держал ее в заточении, был убийцей Камиллы и Бернадетт Раймонд.