Шарлотта Линк - Ложь без спасения

Все это превратилось в нестерпимое ожидание, которое отнимало у нее все силы и порой даже сказывалось на самочувствии. Даже и сейчас, в это прохладное утро на берегу, она все еще испытывала тошноту, мучившую ее каждое утро в течении целого года, головную боль и сухость во рту, а руки ее все еще дрожали.

«Это ребенок виноват, – думала она, – он стал любить ребенка больше, чем я могла предположить».

Надин все время цеплялась за слова Петера о том, что ребенок явился случайностью, и она по сей день оставалась уверена, что это было одной из тех немногих правдивых вещей, которые он ей рассказывал. Ведь тогда, в своей чрезвычайно напряженной ситуации, он точно не мог пожелать еще и ребенка. Но затем ребенок появился – прелестная белокурая девочка, не мальчик, который уже был у него, а очаровательная принцесса, которая тут же завоевала место в его сердце. Не то чтобы Петер так сказал об этом Надин – надо отдать ему должное, в этом отношении он проявлял определенный такт и вообще умалчивал обо всем, что касалось его дочери. Но когда речь шла о нем самом, у Надин были очень чуткие антенны, и в те редкие минуты, когда он говорил о Софи, она могла чувствовать особую теплоту в его голосе, которая никогда не проявлялась в нем в других случаях. А его угрызения совести из-за того, что он собирался покинуть свою семью, не то что не уменьшились, а скорее возросли еще больше. Жоли никогда бы не подумала, что он способен на подобные сильные моральные страдания.

Но в какой-то момент она поняла, что больше не может придерживаться своей стратегии выжидания. Этот план, казалось, вел в никуда, так что с начала этого года у них с Петером опять начались ссоры. Надин настаивала и просила, Симон приходил в ярость. В конце концов это привело к тем ужасным выходным в Перуже. А потом, когда она уже потеряла всякую надежду, он принял решение.

Но в итоге Надин оказалась пострадавшей. А возможно, вся эта история, которая с самого начала развивалась против воли Петера, была обречена на неудачу. Надин пыталась насильно добиться исполнения своей мечты, которая не должна была осуществиться, и окончилось все трагически: один мертвый, одна вдова, одна полусирота и она – женщина, которая вновь обманулась в своих надеждах и мечтах.

«Стоять на собственных ногах, – неуверенно подумала Надин, хоть и не имела понятия, как это делается, – это, возможно, единственный шанс, который у меня есть».

Ей стало холодно, но не только из-за прохладного ветра. Она глубоко замерзала изнутри. Так, словно была еще живой, но в ее теле уже наступило трупное окоченение.

В конце концов она, возможно, уже не будет чувствовать ни боли, ни разочарования. Но страсти и надежды у нее тоже больше не будет. Она просто уже ничего не будет чувствовать.

Возможно, это тоже один из вариантов внутреннего спокойствия.

Моник Лафонд прошла намного дальше, чем поначалу намеревалась, – она вообще не считала себя способной так долго ходить. Вначале женщина прошлась от своей квартиры на запад почти до Ле-Лек, после чего свернула и вернулась в Ла-Мадраг, но поняла, что ей все еще не хочется возвращаться домой. Тогда она решила пойти по тропинке среди скал, ведущей в Тулон, – из кухонного окна Моник было видно, как она начинается. За многие годы Лафонд видела множество приходящих и уходящих по этой тропинке туристов, но она никогда не испытывала желания самой отправиться по этому пути. Там должны были находиться великолепные площадки, с которых открывается красивый вид, но дорога то круто поднималась вверх, то так же круто спускалась, а трудности такого рода Моник никогда не нравились.

Прогулка по тропе и вправду оказалась тяжелой, и хотя это утро должно было стать началом нового отрезка жизни Моник, одни только благие намерения не могли улучшить ее жалкую физическую форму. Она пыхтела при подъеме, как паровоз, и должна была постоянно останавливаться, наклонившись вперед и прижав руку к правому побаливающему боку.

Но чувствовала Моник себя хорошо. Она наслаждалась великолепным видом, а еще больше – вызовом, который предъявила своему телу. Свежий, прохладный воздух был очень приятен, а голова ее – ясна и свободна.

«Спорт, – подумала она, – без дураков займусь спортом. Стану стройной, буду в форме и натренированной. Я, конечно, не могу насильно приобрести спутника жизни и завести семью, но могу сделать хоть что-то, чтобы не заплесневеть перед телевизором».

Ей почему-то казалось, что ее физическая форма со временем поможет ей решить и другие ее проблемы. Лафонд не могла логически объяснить это чувство, но внутренняя интуиция подсказывала ей, что дело обстоит именно так.