Вадим Шалугин - Портрет неизвестного

– Ну, полно, полно. – Разом как-то весь и подобрев и улыбаясь, хлопотал над мамой граф. – Вон пирога возьми. Не хочешь что ли? Сметановый пирог-то… Ты растолкуй как есть. Мы и обдумаем вдвоем с тобою.

– Врешь! – заревел, подскакивая, граф.

Мама с усилием мотнула головой и повторила то, что медальон и был тем доказательством скандала, о котором угрожал, ругаясь, господин.

– Я господина этого только раз прежде видела, на водах…

– Ну, ну!

– На водах… – всхлипывая, повторила мама. Как будто в этом-то и заключалась сама суть.

На водах были позапрошлым годом. Обернулось так, что отчим должен был на пару дней наведаться куда-то и мать с дочкою оставились вдвоем. С галантным господином мама познакомилась на станции.

Покашливая с вежливой улыбкою и ловко на руке подбрасывая тростью, расспросив еще о всяком светском вздоре, господин вдруг объявил, что все кругом мошенники и за пять верст берут неслыханно, а у него, вообразите ли, коляска подле входу с кучером, и будто б все сидения свиной кожей, из Шотландии, заверил господин и взялся мигом проводить.

Однако ж, затянулось почему-то мало не до вечера. Так что Аннета, вероломно брошенная на попечения знакомой, пряничной старушки, которая все время для чего-то норовила накормить Аннету твердыми, безвкусными баранками и постоянно говорила о каком-то Фейербахе, мучаясь жевать и не умея совершенно ничего понять про Фейербаха, Аннета исподволь вздыхала и понемногу несколько и начала скучать.

– Ну не сердись, мой друг. – Упрашивала мама, когда под вечер возвращались в снятую на месяц, светлую роскошную квартиру. – Я познакомилась на станции. Потом я потеряла зонт, потом гуляли. Ну, хочешь, вон, я леденцов куплю?

А там, все почему-то снова обернулось. И за первою прогулкою пошли другие. Опера, театр. Вечера под липами, беседы с чаем. Отчим, чем-то задержавшись, написал, что не приедет вовсе. Кончилось же тем, что раз, прогуливаясь мимо антикварной лавки…

– Я поначалу выбрала какие-то часы – поглядывая то и раз на графа, объясняла мама. – Но, уже расплачиваясь, вдруг заметила на длинной, золотой цепочке медальон. Из лавки я отправилась к часовщику и попросила, чтоб он выгравировал…

– Выгравировал. – Растягивая как-то с злобой по слогам, пророкотал граф.

– Да, я попросила. – Закричала мама и, едва вскочив с дивана, тотчас рухнула назад.

– Ты… что же? Все слыхала?

Оборотясь, граф увидал стоявшую в дверях Аннету, на которой было кружевное даренное как-то графом платьице и совершенно не было лица…

Тут по прошествии недолгой театральной паузы Бланш объявила, будто бы она и есть Аннета Фальц. Он хоть и слушал, глядя более по сторонам, но чуть не поперхнулся.

Они сидели в ресторане. И как они здесь очутились, тяжело было сказать.

Сперва как будто поругались из-за сумки, которую он требовал, чтобы не клали на матрац. Потом еще о чем-то выясняли. И когда после Бланш, ошельмовав его тираном, убежала с сумкою на кухню, почему-то было решено сходить перекусить.

– Перекусить? – Переспросил он с равнодушием человека, который только что намеревался вешаться.

– Я знаю дивный ресторан. – Выглядывая с кухни, объявила Бланш.

Ресторан был та весьма распространенная на свете разновидность ресторана, где повара, как будто с самого начала не поладили и появлялись на работу так, чтобы не видеться.

И тот, который хорошо готовил рыбу и бывал по пятницам, не приходил в четверг. А тот, который был ответственен за птицу не ходил по пятницам. И потому из трех каких угодно блюд про два официант с сочувственной улыбкой объяснял, что их к великому несчастию не предвидится.

Приняв подобным образом заказ, официант бесследно пропадал.

То ли затем, чтоб лично наблюдать и растолковывать, как лучше приготовить эскалоп. То ли затем, чтоб гость уже не помнил сам, чего просил: свинину, эскалоп ли, курицу.

Как бы то ни было, когда официант являлся вновь, то появление его несло эффект ошеломительный. И гость, как бы уже начавший сомневаться, делал ли вообще заказ, глядел на официанта так, как только Пенелопа глядывала на Улисса.

И все-таки, как ни приди, за столиками кто-нибудь сидит. Какой-нибудь виниетточный артист, жующий с увлечением ветчину. Какие-нибудь дамы за фужерами разбавленного сельтерской водой портвейна.

Впустив и предложив разоблачиться у скучающего в гардеробе юноши, девица с заспанным лицом препроводила их за дальний, у камина столик.

Расселись. Бланш подле камина, он в углу.