Вадим Панов - Трио неизвестности

© Панов Ю.В., текст, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Доводилось чувствовать себя мёртвым?

Ну, или почти мёртвым? Потерявшим всякую надежду на спасение? И потерявшим не по слабости характера, а по объективным причинам: твой цеппель [1] Значение этого и других принятых в Герметиконе терминов можно посмотреть в словаре. скрипит всеми шпангоутами, из пятого баллона фонтанирует газ, третья мотогондола сорвана и навсегда осталась в Пустоте, вторая работает, но толку от неё нет, потому что лопасти пропеллера невероятным и неведомым образом погнуты, и на оставшихся четырёх двигателях можно идти лишь на средней скорости. Но это только часть проблем. Малая часть. А основная заключается в том, что ты не знаешь, где находишься. Ты стоишь на капитанском мостике, смотришь на невиданный, запредельно прекрасный пейзаж и понимаешь, что никто и никогда сюда не добирался. А звёзды, что сияют над головой, не указаны ни в одном астрологическом атласе. И ещё ты видишь, что планета, на которую тебя занесло по прихоти Пустоты, безжизненна настолько, насколько может быть безжизненным мёртвое.

Ты стоишь, смотришь на невероятный пейзаж и понимаешь, что надежды нет.

Никакой.

И ты чувствуешь себя почти мёртвым. А потом слышишь, как твой старший помощник спрашивает у астролога, знает ли тот, где они оказались. Астролог отвечает, что нет, и тогда старший помощник, человек, с которым ты прошёл половину Герметикона, который не раз и не два доказывал свою храбрость, человек, в котором ты ни разу не усомнился и которого считал другом, твой старший помощник достаёт пистолет и стреляет себе в голову.

А ты даже не оборачиваешься.

Потому что только что вышел из такого шторма, по сравнению с которым придуманный галанитами ад покажется муниципальным парком для воскресных прогулок. Ты не оборачиваешься, потому что медленно, очень медленно осознаёшь, что едва не погиб. Что чудом избежал смерти – настоящей, которая навсегда, и это осознание придавливает так сильно, что хочется махнуть стакан бедовки. Залпом. И ещё – очень хочется сесть и заплакать, впервые за многие годы – сесть и заплакать, слезами выдавить из себя напряжение и страх. Но ты не можешь. Ты здесь главный, и если цепари почуют слабость – вам точно не выбраться. Цепари должны тебе верить.

Цепари должны верить в тебя.

И вот теперь ты оборачиваешься. Бросаешь равнодушный взгляд на труп старшего помощника, щелчком сбиваешь со штурвала окровавленный кусочек кости и взглядом заставляешь рулевого вернуться на пост. Астролог вызывает уборщиков. Ты смотришь в потухшие глаза цепарей, видишь в них обречённость и прикидываешь: как скоро на борту вспыхнет бунт? Бесцельный и бессмысленный – от страха. От того, что слетят запреты. И в этом бунте погибнут все, но главное – остатки надежды.

Ты понимаешь, что бунт будет, но не показываешь виду, говоришь, что на планете могут быть сильные ветры, и приказываешь укрыться в гигантском кратере. Цеппель неспешно – потому что не может быстро – опускается к подножию колоссально высокого, почти отвесного внутреннего склона и приземляется, потому что нужно вывести цепарей на твёрдую почву, дать подышать и успокоиться. Ты тоже выходишь – после шторма Пустоты это необходимо, – с удовольствием прогуливаешься, дыша полной грудью, кашляешь, возможно, от непривычного воздуха, и неожиданно понимаешь, что прямо перед тобой на поверхность выходит знакомая порода. Очень редкая порода. Настолько редкая, что во всём Герметиконе существует один-единственный рудник, в котором эту породу разрабатывают в промышленных масштабах. А ты видишь её под своими ногами.

И напрочь теряешь спокойствие.

Ты кричишь, чтобы принесли лопату, и начинаешь копать, не обращая внимания на удивлённые взгляды. А когда цепари собираются вокруг – изумлённые, растерянные, напуганные, готовые к бунту, злые, – ты поднимаешь над головой обломок породы и кричишь.

Ты кричишь:

– Герметикон у наших ног! – И смеёшься. – Мир будет принадлежать нам!

И цепари – изумлённые, растерянные, напуганные, готовые к бунту, злые – тебе верят.