Юхан Теорин - Мертвая зыбь

Он открыл глаза и увидел Эрнста Адольфссона, но Эрнст его не видел… ходил кругами и что-то искал в траве. Должно быть, камни для очередных скульптур. Изо рта его стекала струйка крови.

Герлоф перевел глаза на море – и увидел саму Смерть. Смерть полным курсом приближалась к берегу на черном паруснике с черными парусами. Но хуже и страшнее всего – Элла. Она села рядом, в ночной рубашке, с распущенными волосами, и смотрела на него, смотрела… серьезно, не отрываясь. Не мучай себя, Герлоф, борьба бессмысленна. И Герлоф закрыл глаза – может, и вправду сдаться и уплыть вместе с ней, вместе с Эллой, на черном корабле? Ему очень хотелось спать – спящий человек не замечает ни дождя, ни холода, ни ветра. Он спит. Можно уговорить себя, что он в своей комнате в марнесском доме престарелых. Он и сам не мог объяснить, зачем так отчаянно борется со сном. Смерть не торопилась, и это его раздражало.

Хруст продолжался. Неужели и в самом деле скелеты выходят на берег поплясать осенними ночами? А может, кто-то живой забрел в эту глушь?

Он с трудом повернул голову и открыл глаза.

Горизонт исчез в сумерках, море и небо слились в темную дрожащую массу.

Где-то в его онемевшем теле все еще теплилась искорка надежды. Может быть, эта искорка и называется волей к жизни. Он сделал попытку встать – и ему это удалось. Медленно, мучительно, обдирая руки об огрубевшую от старости кору, Герлоф встал на ноги. Это было, как поднять парус в сильный ветер – трудно, но возможно.

Вира , сказал он себе и выставил правую ногу.

После этого пришлось пару минут отдохнуть.

Он стоял полусогнувшись, как тяжелоатлет, готовящийся взять вес.

Вира, вира … поднатужься, ребята…

Одной рукой оперся на палку, другую боялся оторвать от ствола.

Грот поднят, теперь лайбе хорошо бы добраться до моря.

Вот так. В случае чего можно дойти на моторе. Герлоф всегда тщательно ухаживал за мотором. На его последней лайбе стоял казавшийся тогда передовым керосиновый двигатель с шаровыми поршнями. Всем он был хорош, но его надо было ежечасно смазывать, и он никогда про это не забывал.

Вира , опять скомандовал он себе, поднимайся.

Выпрямился, отпустил дерево и сделал короткий шаг к воде. От холода он не чувствовал ни рук, ни ног, но в этом была и положительная сторона: боль в суставах исчезла.

Герлоф шел вдоль каменной изгороди, здесь трава была не такая густая. Мокрая сорочка прилипла к телу, как ледяной панцирь… но, оказывается, ему не приснилось. Это была не галлюцинация: на берегу что-то хрустело и шуршало. И он, еще не видя источника шума, догадался.

Пластиковый пакет.

Даже не пакет, а большой черный мешок для мусора, наполовину засыпанный песком. Скорее всего, какой-то идиот бросил с корабля. И не только мешок – на берегу было полно мусора. Картонный молочный пакет, бутылка темного стекла, ржавая банка из-под пива. Что за кретины… кем надо быть, чтобы кидать в море мусор! Но сейчас Герлоф был благодарен этим кретинам – если он хочет попробовать выжить, мешок может стать его спасением. Надо его вытащить из песка и проделать в дне дырку для головы. Получится непромокаемый плащ, и тогда удастся сохранить хоть какое-то телесное тепло.

Ну что ж…

Хорошая у тебя голова, Герлоф, сделал он себе комплимент. Работает даже в такую стужу.

Но как до него добраться, до этого мешка?

Оказалось, что заросший пустырь не плавно переходит в пляж, как можно было бы ожидать. Волны постепенно подмыли берег и сформировали небольшой, в полметра, обрыв. Двадцать лет… да что двадцать, даже десять лет назад Герлоф, не задумываясь, спрыгнул бы на песок, ну, может, рукой бы оперся для страховки, а сейчас у него никакой уверенности не было.

Он с трудом присел и постарался упереть палку в берег… Но палка тут же глубоко ушла в мокрый песок, он не сумел вовремя ее отпустить, потерял равновесие и полетел вниз. Застрявшая в песке палка сломалась, и он грохнулся на утрамбованный, твердый, как камень, песок.

От удара у него перехватило дыхание, и он несколько секунд лежал, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

До мешка оставалось всего несколько метров.

Но добраться до него Герлоф не мог – что-то он сломал. План был хорош, но осуществиться ему не суждено. Он не мог даже пошевелиться.

И он закрыл глаза. Даже урчание автомобильного мотора поблизости его не заинтересовало.

Какое ему дело, кого там черт принес…

Они довольно много ездили в этот день, и радио в машине Леннарта ни разу не дало о себе знать. Но теперь, когда Леннарт связался с отделом чрезвычайных ситуаций в Кальмаре, оно не умолкало ни на минуту. То и дело сквозь треск помех пробивались отдельные фразы – на каком-то тарабарском языке, потому что ни одной из них Юлия расшифровать не могла. Но Леннарт, похоже, все понимал.