Юхан Теорин - Мертвая зыбь

Его положение напоминало положение человека за бортом. Упал с корабля в ледяную воду, и никто не заметил. Холодно, мокро, одиноко – и удаляющиеся бортовые огни твоего родного корабля. Герлоф за всю свою жизнь так и не научился плавать, и больше всего боялся упасть в воду. Для него это был бы конец. Он вспомнил Эллу. Почему-то ему казалось, что, когда он будет умирать, обязательно почувствует ее присутствие. Но нет, Элла пока не появилась.

А Юлия? Она все еще в Боргхольме? Может быть, именно сейчас она едет по шоссе в полицейской машине Леннарта Хенрикссона. Хоть бы этот подонок Юнгер оставил ее в покое.

Глупо стоять, когда можно сидеть, а еще более глупо сидеть, когда можно лежать. Где-то он вычитал эту фразу и запомнил, а вот где – испарилось из памяти.

Ноги уже не держали. Он медленно сполз спиной по стволу и сел. Шершавая кора больно оцарапала спину, и он в ту же секунду понял, что без посторонней помощи не встанет уже никогда.

Он сделал решающую ошибку. Нельзя было садиться. Теперь, когда он сел, рано или поздно захочется прилечь и заснуть. Навсегда.

Хотя бы не спать. Это было бы еще большей ошибкой.

Но несколько мгновений-то можно отдохнуть? Или как? – с отвращением вспомнил он присказку Гуннара.

И закрыл глаза.

Гуннар не соврал – в багажнике «вольво» лежат две лопаты и ломик.

– Приехали, – говорит он. – Куда дальше?

Нильс осматривается. Знакомый запах трав, упорно цепляющихся за скудную, каменистую землю, можжевеловые кусты, тут и там валуны, еле заметные тропы – все, как в юности. Но он не узнает местность. Туман искажает перспективу, далекое кажется близким, близкое – далеким, а приметы, по которым он безошибочно ориентировался в юности, то ли исчезли, то ли просто не видны в тумане.

– Надо идти к кургану, – тихо произносит он.

– Это мы знаем, ты еще вчера говорил, – в голосе Гуннара звучит раздражение. – А где он, этот твой курган?

– Где-то здесь.

Нильс отходит от машины, но Мартин, который за все время поездки не сказал ни слова, в два прыжка догоняет его и прикуривает очередную сигарету. К ним присоединяется и Гуннар.

Нильс замедляет шаг – норовит на всякий случай оказаться позади этих двоих, быть готовым к любой неожиданности.

Был ли когда-нибудь на острове такой туман? Он не помнит. Когда он подростком бродил по альвару, всегда светило солнце. Ему холодно – тонкий свитерок и легкая кожаная куртка, может, и защищают от ветра, но от холода – ничуть.

Гуннар остановился и повернулся к нему. Он стоит в двух метрах, но Нильс различает только размытые контуры темной фигуры, как на матовом стекле отцовского старинного фотоаппарата, пока не наведешь резкость.

– Как бы тебя не потерять, – говорит Гуннар и, не дожидаясь, пока Нильс его догонит, идет дальше.

Перламутровый туман постепенно становится грязно-серым. Смеркается. Домой придется добираться уже в темноте. Интересно, знает ли мать, что он вернулся?

Под ноги ему попадается плоский, почти треугольный камень – и он внезапно понимает, где он. Этот камень он помнит.

– Левее, – говорит он уверенно.

Гуннар, ни слова не говоря, поворачивает налево.

Глухой звук в тумане. Или ему кажется? Машина в поселке? Он прислушивается. Нет, все тихо.

Они где-то близко. Мартин и Гуннар останавливаются у поросшего травой холмика. Нет… скорее всего нет. Где-то здесь… но он не видит знакомых контуров кургана.

– Пришли… – коротко говорит Гуннар.

– Нет… не думаю.

– Да. – Он носком ботинка сбивает пласт дерна. Под землей камни.

И только сейчас Нильс понимает, что никакого кургана уже нет. Тех, кто приносил сюда камни, кто помнил, кто здесь погиб и почему, – тех уже давно нет. Кто умер, кто уехал… и камни поросли травой забвения, вспомнил он где-то слышанное выражение. В буквальном смысле – поросли травой.

В последний раз он был здесь, когда закапывал свой клад. Как молод был он тогда… и чуть ли не горд, что пристрелил этих немцев.

А потом все пошло наперекосяк. Все без исключения.

– Копай вот тут, – показывает он.

Нильс посмотрел на Мартина – тот дрожащими руками прикуривает еще одну сигарету, какую же по счету? Почему он так нервничает?

– Копай же. Клад сам оттуда не выскочит.

Он огибает холмик и слышит за спиной характерный сухой треск рвущейся под штыком лопаты травы.

Нильс вглядывается в туман – никого.

Мартин уже выкопал глубокую канаву. Гуннар с ломом то и дело помогает ему выкорчевать вросшие в землю камни.